Анатолий Максимов - Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки
Кто нас хотел поссорить? Может быть, это было частью профилактических мер КККП в отношении еврейской молодежи? Я знал в Монреале и других евреев, которые считали, что русское Рождество Христово, которое празднуется в России 7 января, это и еврейский праздник. Их убежденность была обезоруживающе простая: Рождество празднуется в честь дня рождения самого великого еврея, который когда-либо жил, — Мессии Иисуса Христа. Один из них, ученый-биолог, пояснял мне, что Иисус был потомком еврейского царя Давида и родился он в еврейском городе, его называли учитель — «равви», и он учил в синагогах.
Сегодня я вспоминаю синагогу в Феодосии, сожженную фашистами вместе с евреями этого города. И рассказ моего деда о том, как он скрывал от немцев еврейскую женщину с двумя девочками. Я думаю над проблемой еврейства, как всю жизнь думал над значением русской православной церкви в жизни моего народа и церкви вообще в жизни людей Земли.
Мне больно думать, что русский народ дал чуждым духу России силам разрушить десятки тысяч церквей сразу после революции, а затем в тридцатые и шестидесятые годы. Разрушал добровольно, следуя сиюминутной доктрине очередного «изма», который не щадил памятников культуры. Среди них храм Христа Спасителя — памятника в честь героев войны 1812 года и освобождения России от наполеоновского нашествия. Стены этого храма расписывали великие русские художники и среди них русские евреи.
На книжной полке в моем подмосковном доме в Быково стояло десятка три книг четырехтомник Михаила Шолохова, произведения Антона Чехова, одинаково почитаемые в Европе и странах Востока, книги Льва Толстого, толстые тома Мопассана, Золя и Жюля Верна. Тут же стояла скромная по оформлению, но весьма объемная книга избранных произведений Шолома Алейхема, среди которых я неоднократно перечитывал и в детстве даже плакал над печальными судьбами брата и сестры из новеллы «Блуждающие звезды». Из этой книги я впервые узнал о молочнике Тевье и его дочерях. А позднее, уже в Канаде, я увидел замечательный фильм о том же молочнике Тевье и его семье под названием «Скрипач на крыше». О том, как злая сила в лице царских чиновников пыталась поссорить русских с евреями. Но и в этой сложной ситуации люди оставались людьми.
Мне кажется, тот, кто хотел украсть русскую женщину с ребенком, плевал мне в лицо и выражал инспирированную ненависть, не читал о судьбе молочника Тевье и не смотрел фильм «Скрипач на крыше», который был в США удостоен «Оскара». А ведь этот фильм шел на экранах Монреаля как раз во время пикетирования нашего генконсульства.
В конце года мне стало ясно, что в следующем, семьдесят втором году, я из Канады уеду. Четыре года — это трудное время вдали от Родины, не такой яркой в обычной жизни, но своей, многострадальной.
Последним моим заданием по морской тематике было снова по подводным лодкам. Из Центра сообщалось, что в Торонтовском университете в одной из лабораторий проводятся исследования по увеличению скорости подводной лодки за счет изменения скорости ламинарных течений. Назывался автор с польской фамилией и точное место его работы.
Я нашел автора в Торонто, созвонился и узнал от него, что сведения, точнее, его реферат, находится в Монреале. Сославшись на то, что в Монреале проездом, попросил его порекомендовать меня тому, кто имеет реферат в этом городе. Автор сказал, что реферат закрытый и что его можно найти только в изданиях Национального исследовательского центра Канады. Я пообещал ему выслать «мою» работу по этому вопросу, но из ФРГ. Это решило проблему: он позвонил своему другу из НИЦ, и тот передал мне копию.
Когда я пришел за ней, меня встретил отставной военный, кабинет которого был заставлен томами с информацией из НИЦ. Для меня контакт с этим человеком грозил разоблачением: я выдавал себя за скандинава, говорил со славянским акцентом и хотел получить закрытую информацию. Решительно и немного развязно я спросил рукопись. Она уже была отксерокопирована. Получив ее, я стремительно исчез из опасного места.
Так было выполнено последнее задание НТР в Канаде.
В эти дни, мне так представляется теперь, КККП искало контакт со мной наедине. Как-то я разбирал почту и нашел квитанцию на оплату штрафа за нарушение дорожных правил: якобы делал левый поворот в неположенном месте. Ну и что же? Бывает. Я был готов оплатить штраф и несколько дней возил квитанцию с собой. Но что-то меня удерживало: во-первых, я не мог припомнить местечко, где это произошло, — к этому времени округу Монреаля я знал отлично.
Конечно, в квитанции указывался номер моей автомашины, ее модель, цвет…
И все же, где это местечко? Это уже было делом моей чести — прожить в Монреале столько лет и не знать… Стал разбираться. Оказалось, местечко в провинции Квебек, где-то в районе того самого полигона исследовательского центра, что возле Валкартье.
Я позвонил в полицию и заявил, что никогда в этих местах не был и, как иностранец, должен уведомлять о таких поездках заранее и с разрешения МИДа Канады. Добавил, что имею алиби. Просил снять с меня этот штраф. Полиция просила подъехать и выяснить недоразумение. Я отказался. Мне было обещано, что с этим делом разберутся и сообщат результат. Но звонка не было, и, как я понял, дело закрыли.
Осторожность говорила мне, что если бы я оплатил этот штраф, то подтвердил бы свое пребывание в местечке, которое, возможно, запрещено для посещения советскими гражданами.
Что это было: ошибка полиции или провокация? Не могу сказать с уверенностью, но опыт подсказывал: нужно быть весьма осторожным в последние месяцы и дни пребывания в Канаде.
Открытка
Из Москвы была прислана икона девятнадцатого века, которую я должен был попытаться продать в Канаде.
Осенью встречи с Джеффри участились. Он уже знал приблизительную дату моего отъезда — в мае-июне семьдесят второго года. Таким образом, в распоряжении спецслужбы, направлявшей работу Джеффри, оставались считанные месяцы. Это должно было подтолкнуть их к действиям.
К этому времени уже несколько знакомых коммерсантов рассказали мне об интересе к моей персоне со стороны КККП. Среди них был Форкис, грек по национальности, имеющий десять приемных детей различных рас и национальностей. Поведал об этом и мой сосед по дому Петр, сын русского эмигранта из Маньчжурии. Упомянул и хозяин бензоколонки. Были и другие сигналы.
Такие доверительные сообщения я рассматривал с двух точек зрения: откровенное желание честного человека предостеречь меня от происков канадской контрразведки или попытка подсказать мне путь к представителю этой спецслужбы, если у меня появится желание вступить с ней в контакт.
