Артем Драбкин - На войне как на войне. «Я помню»
Я был просто смертельно голоден, но как после таких слов я мог ее еще о чем-то просить? От жгучего стыда я смог только пробормотать: «Извини, мать», развернулся и ушел… Пожалуй, самое тяжелое в этом разговоре с ней было то, что я воспринял ее упрек мне в адрес всей нашей армии, что мы такие бестолковые… Эта встреча настолько меня поразила… К тому же надо было еще и ее видеть, как она спрашивала с надеждой в голосе и слезами на глазах, а я стоял беспомощный и ничего не мог ей ответить…
А последних двоих ребят я потерял уже при переправе через Дон… Помню, что мы подошли к реке вечером, когда уже смеркалось. Прямо у реки стоял танк, и мы у двух танкистов спросили: «Что вы тут делаете?» – «Вот переправы нет, поэтому мы сейчас расстреляем все снаряды, подожжем танк и будем переправляться».
А один из моих меня сразу предупредил: «Я плохо плаваю и, наверное, доплыть не смогу». Но я его успокоил: «Мы поможем». Но когда мы поплыли, то в темноте по нам на шум открыли огонь с нашей стороны, а мы же все свои вещи, вплоть до сапог привязали к своим головам, и попробуй тут в таком положении оглядываться и тем более помогать… В общем, на берег я вышел один… Ходил, искал их по берегу, но никого так и не нашел… Вот так я и вышел к своим.
– И сколько по времени вы выходили из окружения?
– Сложно сказать, но получается, что больше месяца. Потому что я точно помню, что ушли мы в первых числах июня, а в Сталинград я попал только 25 августа.
– И все же, честно говоря, мне не очень понятно, почему вы, хорошо вооруженные, каждый раз убегали от немцев? Ведь их было немного, а у вас были автоматы.
– Если бы не этот пакет, то мы бы, конечно, ввязывались в стычки, но так как лично мне наш комдив строго-настрого приказал: «Ни в коем случае не вступать в бой. Ваша главная задача – доставить пакет в Штаб фронта!» Поэтому в нас уже словно сидела такая негласная установка – избегать любых столкновений с немцами. Кстати сказать, во время этого «путешествия» был еще один любопытный эпизод.
Так как мы очень сильно хотели есть, да и обстановку надо было узнавать, то время от времени нам надо было заходить в села. И вот однажды мы часа два наблюдали за одним селом, перед тем как в него войти. Вроде все было спокойно, зашли в одну хату, и женщина-украинка нам сказала, что в их селе немцев нет. Мы у нее расположились, переночевали, а утром вдруг узнаем, что другая часть села, оказывается, уже занята немцами. Но село было большое, и мы поняли, что немцы находятся только в другой его части, поэтому вышли из дома, совершенно не опасаясь. Идем по улице и вдруг нарвались на двух немцев… Может, это был патруль, а скорее, все-таки простые хозяйственники. Но это получилось настолько неожиданно и для них, и для нас, что и мы, и они просто растерялись и оцепенели… Между нами было метров двадцать всего, и какие-то мгновения мы стояли и смотрели друг на друга… Но они первые опомнились и рванули в одну сторону, а мы в другую.
– Вам тогда пришлось у людей просить поесть. Насколько охотно вас кормили?
– Кормить кормили, хотя и не без проблем. Но это и понятно, все-таки шла война, и у каждого были свои интересы. Кстати, там же в Богучаре, например, был еще такой эпизод. Мы увидели, что в подвале одного из домов горит свет, и зашли туда попросить поесть. Смотрю, слезает с кровати старик, в казачьих шароварах с лампасами и говорит нам так неласково: «Ну-ка, вояки, чтобы я вас здесь больше не видел». Мы развернулись, и он нам вдогонку сказал: «Что это за позор! Куда вы немцев допустили…», что-то в этом роде…
– С этими ребятами-автоматчиками вы столько всего испытали за этот месяц. За это время вы успели с ними подружиться. Не помните, например, как их звали, откуда они были родом?
– Самому старшему из них, сержанту, было около тридцати лет, и мы его называли «старик». На всякий случай мы обменялись адресами, и уже после войны я звонил их родным. Я тогда уже работал в прокуратуре, поэтому звонил вначале в милицию, представлялся и просил узнать адреса их родных и, если есть, телефон. Для меня всё узнавали, и тогда я звонил и рассказывал, когда и при каких обстоятельствах погиб их родственник… Помню, что один из них был из Ирбита, второй из Великих Лук, если сейчас не ошибаюсь, Сеня Костромин. Третий был из Старой Руссы, а четвертый тоже сибиряк, из Ишима. Оказалось, что их родным пришли извещения «пропал без вести», но зато я им все рассказал…
– Мы остановились на том, что вы вышли к своим.
– На берегу меня сразу арестовали солдаты и привели к своему комбату. Он меня выслушал, хотел взять пакет, но я ему твердо сказал, что мне приказали лично сдать пакет в Штаб фронта. Но тогда он мне так сказал: «Выбирай, либо ты сейчас уйдешь от меня, но тогда совершенно точно попадешь в фильтровочный лагерь. Либо остаешься у меня командиром роты, потому что из-за больших потерь у меня ротами командуют сержанты». Выбор у меня, сами понимаете, был небольшой, и я согласился остаться у него командиром роты. Но, правда, я его сразу предупредил, что я бывший летчик, и как командовать пехотой, не знаю. «Ничего, научишься».
И вот две недели я там провоевал командиром роты. Правда, все это время мы простояли в обороне и только перестреливались с немцами. Но комбат о пакете сразу доложил наверх, поэтому недели через две ему позвонили и даже прислали за мной машину, которая отвезла меня в Сталинград.
В штабе фронта, а это было уже 25 августа, я сдал пакет какому-то комбригу и пошел на Волгу, чтобы наконец как следует помыться и постираться, потому что моя гимнастерка тогда была настолько пропотевшая, что просто колом стояла…
Я постирался, отмылся, на кустах повесил сушиться обмундирование. Сам лежу, загораю, жара ведь стояла. И вдруг патруль – моряки Волжской флотилии во главе с политруком: «Кто такой?» Я им все объяснил. – «А, окруженец! А ну-ка пойдем с нами». – «Дайте хоть немного обсохнуть». – «Одевайся». Но я им объяснил, что в Штабе фронта могут подтвердить, кто я такой. И когда они меня туда привели, то на крыльце как раз стоял тот самый комбриг, которому я и сдавал пакет. Он меня, конечно, узнал и сказал им: «А, лазутчика поймали. Отпустите его, это наш».
– А что все-таки было в том пакете?
– Я и до сих пор не знаю, что в нем было, мне так и не сказали. Может, секретные документы, а может, и знамя дивизии, потому что по размеру он был как большая книга, обернутый в материю от плащ-палатки, и на ощупь мягкий. Но когда его при мне в штабе фронта начали распечатывать, то я успел заметить, что внутри было что-то то ли в целлофане, то ли пластмассовой упаковке. Во всяком случае, мне так показалось. Эти командиры сразу многозначительно переглянулись и сказали мне: «Считай, что ты задание выполнил».
