Владимир Ермолаев - Слово о полку Бурановом… Рассказы очевидца
Холодная война предпочла шахтные ракеты (необслуживаемые, по большому счету) засунуть в тайгу, на подводные лодки, на подвижные комплексы. Крылатые ракеты с химическим, бактериологическим и прочим иным дерьмом, ну и другие фокусы от переносных ядерных зарядов (диверсионными группами) до тектонических провокаций, заражения мигрирующих птиц и мух, климатические катастрофы и т.д.
Битва в космосе имеет, видимо, начало и конец. Начало — первый спутник Королева, конец — последний человек на Луне. Вернера фон Брауна. Все остальное — между. Все остальное — технология совершенствования, наращивание количества, политические спекуляции наконец. Венера, Марс — не в счет. Ну на кой нам Парагвай, чего с ним делать, как туда добираться, что там взять, как оттуда напугать противника? И главное — как самим не попасть под парагвайскую гранату?
Холодная война если не ушла с полигона совсем, то во всяком случае сжалась до специальных лабораторий и МИКов, где готовили к пускам все те же «большие бинокли» и «большие уши». «Янтари», «Салюты» и тьма других железяк вступали передовыми окопами, вынесенными разведточками и корректировщиками огня в будущей войне. Штирлиц, конечно, герой, спору нет. Однако практические боевые действия ( боевые дежурства в том числе) вели все те же РВСН, танкисты, зенитчики и летчики.
Все больше и больше боевая готовность полигона оценивалась по аккуратности покраски бордюров (в г.Ленинске), по чистоте строевого плаца (в г.Ленинске), по отделке ленинской комнаты (в г.Ленинске), по количеству спирта, выпитого проверяющими из Москвы… в г. Ленинске, понятное дело.
Все больше и больше боевая работа (испытания, еп-ть) перемеживалась с изучением-конспектированием материалов съезда, с инициативами по разоружению и мирному сосуществованию… «Под чутким руководством Коммунистической Партии и лично Генерального Секретаря, Выдающегося деятеля современной эпохи …» Помните ?
А еще… Кое-кто имел друзей — служивших в Германии, Венгрии, Польше и прочих «импортных» странах. И из отпусков люди стали привозить «жевачку»… А еще — «джинсы» и «техасы»… А еще «Кока-колу». А еще — страшно сказать. Ну шо делать — скажем…
В наряды офицеры обычно брали что? Пожрать на сутки, фляжку спирта на всякий случай, карты-нарды… Ну и книжку или журнал на ночь почитать. Какой журнал? «Огонек», «Зарубежное военное обозрение», «Коммунист Вооруженных Сил». А тут! По большому секрету, гораздо более «секретному», чем вся документация в секретной библиотеке вместе взятая, стала появляться документация… которая называлась… Порнографический журнал! Импортный Цветной!
Ой! Ух ты! О-па! Ерх тым плюх!
Засаленные эти журналы со смачными тетками, со сценами «из жизни отдыхающих» стали конкретно изучаемыми документами при несении дежурства в ночное время. На стартах, в штабах, в МИКах, на КПП и т.д… Какой там «Коммунист Вооруженных Сил»? Какие там материалы съезда? Нечеловеческое лицо мирового империализма, соединение угнетенного пролетариата всех стран, жутчайшие страхи милитаризации загнивающего капитализма, неизбежность краха западной массовой культуры, ежесекундная сумасшедшая интенсивная подготовка капиталистического общества к уничтожению всего прогрессивного человечества — все это как-то отошло… Куда-то.
И очень даже странно, но вытащенный кем-то на свет божий Роберт Бернс, в переводе на русский говоривший:
«Я славлю мира торжество, довольство и достаток,
Создать приятней одного, чем истребить десяток…»
стал как-то легко ложиться на биологическую основу белков и углеводородов, из которых состояли в том числе и самые боевые из боевых офицеров… Надо же! Кто бы мог подумать?
Почему «по секрету»? Ну ясно же… Влияние западной пропаганды, моральный облик, кодекс строителя коммунизма, линия партии. Чекисты не дремали. Где, когда и при каких обстоятельствах вам был передан этот журнал? Где, когда и при каких обстоятельствах вы были завербованы иностранной разведкой? Где шифры, пароли, рация, тайники? Сказки о том, что этот журнал во время отпуска вам подарил друг Вася, служивший в Германии — оставьте для идиотов. Нас не проведешь… Итак — где, когда ?…
Все это начинало конкретно давить на голову боевых офицеров.
Стабильность — хорошая штука. В экономике. В жизни образцового социалистического города с московским обеспечением.
Некий постоянный уровень, относительная размеренность в военном противостоянии — не хорошая штука. В окопах начинается брожение, дружба с тыловиками, изучение полевой кухни, разглядывание в бинокль ближайшей деревни, по которой ходят какие-то бабы…
Во дворе большого дома куча псов. Обученных, подготовленных, отлично несущих службу, и желающих нести ее еще лучше. На всякого проходящего да и просто в сторону забора эти псы лают, аж заходятся. Но хозяин дома перестал выходить и хвалить-поощрять псов, обучать их, наставлять на более сердитую службу. Что делают псы? Налаявшись, переводят дыхание. Оглядываются на дом — ну что, хозяин, ты где? Правильно мы гавкаем, громко, страшно? Дальше гавкать или хорош на этом? Че делать дальше? В этих паузах псы наклонив голову с интересом разглядывают того, на кого гавкают, смотрят на забор, на пробегающих мимо сук… И снова дружно интенсивно начинают гавкать… Снова пауза, хозяин не выходит… Паузы становятся длиннее. Гавкать остаются только самые преданные, сильные, обученные, подготовленные, НАДЕЖНЫЕ…
Из всех псарен пролетариата — Байкодром похоже гавкал дольше всех. По честному. Потому как срок службы — жизнь. Пришел щенком-лейтенантом, ушел матерым псом-полковником. Единственный гарнизон с несменяемым местом службы во всей Советской Армии. Живые старики передавали молодым и отношение к делу, и задор, и традиции, и байки, и манеры-жесты и прочие методики непрерывного гавканья… Все было непрерывно.
Со временем старых, больных псов хозяин стал выводить за пределы двора-псарни на волю. Навсегда. В долину смерти. Спасибо за службу. Свободен.
И тут стали происходить интересные дела.
Дети уволенных офицеров НЕ МОГЛИ до конца «акклиматизироваться» во всех этих Днепропетровсках, Калугах, Черниговах и прочих среднерусских землях — дембельских долинах смерти. То есть там, где росла трава, вишни и помидоры, там, где вся славянская генная структура этих детей должна была радоваться — «наконец-то дома, ура!», там было что-то не так… И началось.
Многие стали возвращаться в Ленинск. В песок, в бардак, в гепатит, в чужую нероссийскую землю! О-па… Понятно, что это был родной город, но как же это…