Евгений Шварц - Мы знали Евгения Шварца
Евгений Шварц был современником Маяковского. И убеждение в том, что театр — «увеличивающее стекло», что спектакль — зрелище, — это убеждение, утверждавшееся Маяковским, было ему, конечно, близко и дорого.
В последние годы жизни Шварца мы нередко встречались в Комарове, под Ленинградом. Он снова жил в небольшом, стандартном, дощатом домике и в зимние дни — в высокой коричневой шапке, в коричневом пальто, в коричневых валенках — шагал по заснеженным комаровским дорогам и тропам.
Как же весело было сопутствовать ему в прогулках! Мы много смеялись. Бывало, что Шварц подшучивал довольно сердито. Он одной — двумя фразами бил наповал различных недостойных людей. «Этот, — говорил он с недоброй улыбкой… — Ах, этот». И дальше следовал рассказ про одного деятеля, бодро продвигавшегося по службе, несмотря на жестокую свою бездарность: «Он уже не человек, а целое сооружение, целый форт. Но форт он все‑таки — «Серая лошадь».
Была в его сердитых оценках недостойных людей какая‑то щедрински — презрительная нота. Про одного отъявленного пакостника он сказал, что тот творит свои гнусности «скорее всего по болезни», «не исключено, что даже под наркозом», — «ведь на это способен только нездоровый тип». «Как, — спросил он про ретивого дачестроителя, воздвигавшего довольно уродливое, но зато крупногабаритное здание, — разве это жилой дом? А я думал — районная баня. Тепло. Уютно. Можно попариться». «Как мило, как точно поделена дачка, — сказал он одному «интеллигентному» спекулянту, сдававшему на лето свой дом и проводившему дачный сезон в гараже. — Ровненько на восемь кувертов». Собеседник поежился и удалился. Не всем было уютно от этаких грациозных шуток.
А какие веселые игры затевал Шварц во время наших прогулок! Он любил играть в вопросы и ответы, — сам спрашивал и сам отвечал, загадывал разные пародийные загадки.
— Кого, — спрашивал Евгений Львович, — надо считать хорошим человеком?
И отвечал:
— Хорошим человеком надо считать того, кто неохотно делает мне гадости.
— А кого надо считать хорошим критиком?
— А того, кто неизменно и неуклонно хвалит мои сочинения.
— А кого надо считать интеллигентным человеком?
— А того, кто ко мне хорошо относится…
Шварц был мастером звукоподражания — мяукал, лаял, кукарекал… Как‑то раз кто‑то предложил ему посоревноваться с одним литератором, — человеком не лучших душевных качеств, — который весьма искусно подражал шакальему вою.
— Нет, — сказал Евгений Львович. — Я бы, наверно, сумел. Но пусть уж он воет, как шакал. Каждому свое.
Мастер экспромта прозаического, Шварц любил устные эпиграммы Михаила Дудина, мастера экспромта поэтического. Он охотно повторял:
Трудно жить с душой барана
В должности писателя.
При этом цитата звучала у него чуть задумчиво, как‑то иронически — сочувственно, с подчеркиванием слова «трудно». Он любил переосмыслять афоризмы:
— Вот, видите ли, нас уверяют, что все понять значит все простить. А представьте себе: мы его поняли и… не простили. Очень даже просто. И в двадцатом веке вполне естественно…
С 1955 года мы жили с Шварцем, что называется, под одной крышей, в новом доме на Петроградской стороне. Евгений Львович и Екатерина Ивановна поселились в небольшой и очень уютной квартире второго этажа. По странной причуде архитектора окна этой квартиры выходили на своего рода площадку, с которой поднимались ввысь массивные колонны. «Живу, как в Афинах, — посмеивался Шварц. — Вы не видели меня утром? В сандалиях, в тоге, со свитком в руках, украшенный лавровым венком, я шествовал между колоннами и спорил с киниками из «Ленфильма», — имя же им — легион».
Иногда Шварц поднимался ко мне, на четвертый этаж. Иногда я заходил к нему. Как‑то мы ездили с ним на его вечер в Дом детской книги — он что‑то говорил о себе, я что‑то говорил о нем… Потом он тяжко заболел. Он знал, что болен серьезно, но бодрился. Был его юбилей, на котором я не мог присутствовать (уезжал в командировку). Я послал ему поздравительное письмо и вскоре получил ответ: «Не знаю, — извращение у меня это или что, но ужасно я люблю получать доброжелательные письма! А я поправляюсь! Мне разрешено ходить по квартире и даже в обыкновенном гражданском костюме, а не в пижаме… Ваш Е. Шварц из команды выздоравливающих». Но победить болезнь Шварц уже не мог.
Евгения Шварца нет уже давно. Мы расстались с прекрасным человеком, но не расстались с прекрасным писателем. У любимого им Андерсена в «Снежной королеве», — которую Шварц прочел заново, по — своему, «по — нашему», — Герда, не найдя Кея, приходит к мысли, что он умер. Она говорит об этом солнцу. «Не верю!» — отвечает ей солнце. Она говорит об этом ласточкам. «Не верим!» — отвечают ей птицы.
Трудно было поверить в смерть Е. Л. Шварца — такого жизнелюбивого, жизнерадостного человека. Но остался, живет в книгах и пьесах, на сцене и экране отличный писатель Евгений Шварц.
Его как близкого друга знают сотни тысяч людей. Знают и любят его сотни тысяч ребят. Для них он живой, и они не верят в его смерть, как не верили в смерть Кея птицы и солнце.
Н. Акимов
«ЧЕЛОВЕК ИЗ МЕРТВОГО КАМНЯ СДЕЛАЕТ СТАТУЮ — И ГОРДИТСЯ ПОТОМ, ЕСЛИ РАБОТА УДАЛАСЬ. А ПОДИ — КА ИЗ ЖИВОГО СДЕЛАЙ ЕЩЕ БОЛЕЕ ЖИВОЕ, ВОТ ЭТО РАБОТА!»
«Обыкновенное чудо»Это удивительно, до чего люди не похожи друг на друга! Как при такой общности физической конструкции — внешних и внутренних органов, химического состава человеческого тела, единообразия всех функций его сложнейшего организма — получаются, такие разные и совершенно не похожие друг на друга результаты, каждый из которых носит название человеческой личности!
И мы живем в обществе — в громадном собрании человеческих личностей, с которыми мы общаемся, радуемся встрече с одними и страдаем от общества других, и при всем разнообразии наших отношений со всеми людьми, которых мы встречаем, исключена, пожалуй, только одна возможность: встретить двух совершенно одинаковых.
Но возможности нашего восприятия ограничены. Мы невольно отбираем для внимательного изучения одних и оставляем «вне фокуса», в расплывчатом тумане других, на восприятие которых в отдельности, персонально мы уже не способны.
В нашем языке даже выработались слова, определяющие такое восприятие «вне фокуса», обобщенно — масса, войска, зрители, пассажиры, покупатели, толпа.
Некоторым профессиям рассмотрение людей в отдельности вообще противопоказано. Никакой полководец не смог бы послать в атаку десять тысяч человек, если бы он воспринимал их как отдельные человеческие личности, но зато он спокойно двинет в бой дивизию или корпус.
