Еремей Парнов - Посевы бури: Повесть о Яне Райнисе
— Допустим. — Плиекшан пошире расставил ноги и расслабился. — Но вы пропили партийные деньги?
Строгис обреченно поник.
— Тогда какой может быть разговор? — Плиекшан отвернулся. — Только за это одно… — Его душило волнение. — Вам нельзя рассчитывать на снисхождение.
— Но ведь я не хотел! — Строгис вновь загорелся невыразимым порывом что-то такое объяснить, представить в ином, более выгодном для него освещении.
— Мне трудно понять вас. — Плиекшан почувствовал в словах Строгиса двоякий смысл. — Вы одновременно и признаете, и оспариваете свою вину? Так, что ли?
— Не знаю… — По его лицу вновь пробежала судорожная гримаса. — Я не собирался.
— Тебя не за намерения судят. — Екаб сплюнул и полез за трубкой. — Или не слыхал, чем ад вымощен?
— Расскажите, как все было, Строгис, — потребовал Плиекшан. — Ничего не упуская и подробно!
— Да разве я не говорил? — Он поднял страдающие, почти безумные глаза и обреченно махнул рукой. — Сам не знаю, как все получилось. Ну, пришел ко мне Зутис… Как бог свят, не знал я, что он шкура!
— О Зутисе потом скажешь, — Екаб едва не ткнул Строгиса кривым дымящимся мундштуком. — И не развози! — Он глубоко затянулся и буркнул: — Пора кончать.
— Не мешайте ему, — остановил Плиекшан. — Пусть говорит, как умеет. — Он вынул часы. — Даю вам полчаса, чтобы объясниться. Нам всем опасно задерживаться здесь слишком долго.
Строгис раскраснелся и часто задышал. Случайно оброненные слова «нам всем» несколько расковали его, и он заговорил живее:
— Зутис шепнул, что у него ко мне важное дело, и пригласил приехать вечерком в Шлоку, в трактир «Зеленое дерево» с деньгами и списками.
— Со списками? — вмешался Изакс. — Это что-то новое! Про списки ты нам не говорил.
— Да позабыл я! Списки-то не у меня хранились. Чего ж мне было о них думать? Так я и сказал тогда Зутису, что храню только деньги. Он больше про списки и не заговаривал. Я подумал, что деньги срочно для дела нужны, и, само собой, сделал, как было велено, привез. Зутис меня уже дожидался. Он сказал, что скоро должен подойти товарищ из центра, и предложил пока, чтоб не мозолить глаза, пройти в корчму, пропустить по кружечке. Вот и все.
— Как все? — удивился Плиекшан. — Не хотите же вы сказать, будто пропили все в жалкой корчме?
— Не знаю, товарищ Райнис. Никогда со мной такого не было, чтоб с первой кружки затмение нашло! Но в тот раз так оно и вышло. Точно я натощак не пива хлебнул, а два шкалика из горла опрокинул. Так голова кругом и пошла… Не помню даже, как дотащился до дому. Целые сутки проспал! На работу не вышел!.. А когда проспался, то все еще пьяный был или больной. И шатало меня, и в ушах свербело, а слабость нашла такая, что даже и сказать не могу. Точь-в-точь осенняя муха на стекле. Потому я на собрание не пришел, что не только окончательно обессилел, но и вообще все начисто позабыл. Все как ветром из головы выдуло. Это уж я после припоминать стал, что да как… Сперва, понятное дело, за пазуху полез, где у меня деньги в платке хранились. — Строгис побледнел и сник. — Одним словом, все до копейки…
— А вы уверены, что действительно пропили деньги? — спросил Плиекшан. — Что их у вас не украли?
— Так ведь Упесюк сказал, жандарм…
— Кто-кто?
— Жандармский унтер наш, господин Упесюк, или не знаете?
— При чем же он здесь? — Плиекшан кое-что уже начинал понимать. — Отчего вы сразу не рассказали обо всем товарищам?
— Вот и я его об этом спросил, — проворчал Екаб. — В кутузку, говорит, угодил.
— Помолчите покамест, — попросил Плиекшан. — Продолжайте, Строгис.
— Я, когда чуток опомнился и на улицу выполз, так тут же и бросился к товарищу Яну, — Строгис метнул на Изакса виноватый испуганный взгляд, — да не тут-то было! Меня урядник наш сцапал, Теннис, говорит: вы, господин Строгис, устроили дебош и в пьяном виде набезобразничали, за что пожалуйте в участок. Ну, привели меня, а пристав Грозгусс даже разговаривать не захотел. Только перчаткой взмахнул: мол, бросьте эту пьяную рожу в холодную, пусть хорошенько проспится. — Строгис замолк и грузно привалился спиной к сену.
— Что было дальше? — спросил Плиекшан и, подумав, защелкнул крышку часов. — Вас допрашивали?
— Ага, допрашивали… Все доискивались, откуда я взял столько денег, чтобы день и ночь кутить, расшвыривать, значит, красненькие по шлокским мостовым.
— Так и сказал: расшвыривать?
— Слово в слово. Видели, говорят, как ты платок свой развязал и начал пускать по воздуху десятки да трояки. У меня, вправду, четыре красненькие были, а так все больше целковые и трояки.
— Двести восемьдесят шесть рублей, — уточнил Майзель.
— Ага, столько… Но не могло того быть, чтобы я деньгами бросался! Даже в пьяном виде… Потом, когда узнал про Зутиса, все узнал, мне подумалось, что могла быть провокация.
— Что вы показали в участке? — Плиекшан настороженно прислушивался к каждому слову.
— А ничего… Сказал, что гулял на свои капиталы и, откуда они у меня завелись, никого не касается, а с кем гулял и чего делал — не припоминаю. На том и стоял все время. Тогда пристав велел меня вышвырнуть вон, но пригрозил, что еще не все кончено и он со мной разберется. Как я оттуда вышел, так без промедления связался с товарищами, повинился во всем… Но они уже знали.
— Откуда? — Плиекшан вскинул руку и быстро повернулся: — Откуда вы узнали, Изакс?
— Это единственное, что говорит в его пользу. — Изакс смерил Строгиса тяжелым, изучающим взглядом. — Весть о том, что он пропил общественные деньги, распространил Зутис.
— Почему сразу не начали выяснение? — обратился Плиекшан к Изаксу.
— Начали бы, — кивнул Изакс. — Только Строгис снова исчез. Ты все еще уверяешь, что тебя арестовали тогда?
— В тот же вечер. В Ригу повезли. По два раза на дню на допросы таскали…
— Это мы уже знаем, — прервал его Ян Изакс. — И Райнис тоже. Если у тебя есть что-то новое, говори, а так… — Он махнул рукой.
— Да, — подтвердил Плиекшан, — товарищи мне передали. — Послушай, Ян, — обернулся он к Изаксу, — когда к тебе пришел Строгис?
— Он вообще не пришел, — отрывисто бросил Майзель. — Мы сами к нему пришли.
— Почему? — Плиекшан повернул голову к Строгису. — Почему, после того как жандармы вас выпустили, вы не поспешили доложить обо всем организации?
— Не мог же я! — Он зажмурился, страдая. — Они же филера за мной пустили!
— Это так, — подтвердил Изакс. — Креплин заметил. Но это ни о чем еще не говорит.
— Ни о чем определенном — согласен, — кивнул Плиекшан. — А вообще говорит об очень многом. О ком у вас чаще всего выспрашивали на допросах? — спросил он Строгиса.
