Анна Федорец - Савва Морозов
Наряду с бытовыми условиями рабочим обеспечивались прекрасные условия труда.
Заработки на Никольской мануфактуре были значительно выше, а рабочий день — намного короче, чем на других аналогичных предприятиях. В этом смысле от нее отставала даже соседняя мануфактура Викула Морозова, которую, благодаря грамотной социальной политике ее руководства, современники считали одной из лучших. По словам Н. И. Воронова, в 1896 году у «Саввы Морозова» расценок был на 15 процентов больше, чем у Викулы. Кроме того, «переход с 12 часов к 9-ти часовой работе, совершившийся у Саввы Морозова уже более года тому назад, а на фабрике же Викула Морозова предполагалось к осуществлению только к 1 январю». Иными словами, С. Т. Морозов не только сам проводил грамотную социальную политику, но и подавал пример другим мануфактуристам, чьи рабочие завидовали своим более благополучным собратьям.
К началу XX века Савва Тимофеевич лидировал в своеобразном соперничестве, которое еще при его отце установилось между двумя ветвями одной текстильной династии. Крупный предприниматель и общественный деятель, старообрядец В. П. Рябушинский отмечал: «Раньше соперничали, кто лучше церковь выстроит, кто лучше ее украсит… В XIX и в XX веках церкви продолжали строить, но с конца XIX века главное соперничество между именитыми родами пошло в том, кто больше для народа сделает. Было тут, чего греха таить, иногда и тщеславие; у Морозовых, пожалуй, меньше, чем у других. Тут вспоминаю, как, перефразируя французское «Noblesse oblige» — знатность обязывает, старший брат Павел Павлович нас часто наставлял: «Богатство обязывает» (Richesse oblige)».[209]
Однако лучшие условия труда и жилья еще не означают, что у всех рабочих Никольской мануфактуры была райская жизнь. О них заботились, им хорошо платили, но с них многое и спрашивали. Савва Тимофеевич стремился создать систему заинтересованности рабочих в результатах собственного труда. Чем эффективнее был этот труд, чем более дисциплинирован и ответствен сам рабочий, тем больше он получал. Морозов разработал четкую систему премий и взысканий. Так, перед тем как отправить товар в продажу, его было необходимо рассортировать и разложить по кипам. Если в этих процедурах происходили ошибки «по нерадению» рабочего, с него за каждый просчет взимался один рубль серебром, если же был виноват конторщик — он штрафовался на три рубля. Рабочие нанимались сроком на год — от Пасхи до Пасхи, и «сумма взысканий… должна была служить оценкой работы, которая при повторном найме работника принималась в соображение».[210]
Иными словами, С. Т. Морозов делал всё, чтобы на его предприятии работали квалифицированные специалисты, поэтому и зарплата у его рабочих была выше. Кроме того, важная роль уделялась дисциплине. Учитывалось поведение рабочих в свободное от работы время: драки, пьянство и т. п. нарушения сурово карались. Квартирный отдел докладывал директорам о каждом проступке или факте неповиновения со стороны рабочих. Таким образом, руководство предприятия не только поддерживало повседневный порядок в поселке, но и вело дальновидную социальную политику, удаляя возможных смутьянов — вроде тех, которые инициировали стачку 1885 года.
Вслед за отцом Савва Тимофеевич считал, что «…и руками рабочих творится успех фирмы, был уверен, что от условий быта фабричных зависит успешный рост промышленности и народного благосостояния, что в просвещении простых людей кроется сила и могущество государства и его индустрии».[211] По словам А. Н. Сереброва, когда Морозов приезжал на фабрики, его не боялись, как, бывало, боялись его строгого отца. Напротив, спокойно подходили, если надо было решить какой-то вопрос. Морозов, «возбужденный, суетливый… бегал вприпрыжку с этажа на этаж, пробовал прочность пряжи, засовывал руку в самую гущу шестеренок и вынимал ее оттуда невредимой, учил подростков, как надо присучивать оборвавшуюся нитку. К нему подходили инженеры, мастера, рабочие, о чем-то его спрашивали неслышными сквозь стук голосами; он отдавал какие-то распоряжения, писал записки, указывал куда-то руками, похлопывал рабочих по плечу и угощал их папиросами из большого кожаного портсигара. Сам он курил из другого».[212]
С. Т. Морозов старался относиться к рабочим как к равным — конечно, в той мере, в какой это позволял его социальный статус. «С ними он говорил ласково, почти как с равными, и на их языке». Те отвечали купцу признательностью. По словам М. А. Алданова, «рабочие любили и ценили его простоту в обращении, заботу об их интересах, то, что он к свадьбам дарит деньги, принимает на свой счет похороны, помогает вдовам».[213] Даже через много лет после его смерти, «в первые годы советской власти, от бывших Морозовеких рабочих можно было услышать следующее: «Хороший человек был Савва Тимофеевич… Прост уж больно был! Подойдешь, бывало, к нему и скажешь: «Дайте закурить, Савва Тимофеевич». И что же ты думаешь? Лезет наш Саввушка в карман, вытаскивает портсигар и, пожалуйте, закуривайте — первый сорт! И к тому же не скуп. Если нужда крайняя придет, подойдешь к Саввушке, и никогда он не поскупится на рублишко, другой… Хороший человек был Савва Тимофеевич!».[214] С той же теплотой о Савве Морозове отзывался жандармский полковник Н. И. Воронов. Проводя обследование множества предприятий Владимирской губернии, тот по долгу службы регулярно общался с самыми разными предпринимателями. С. Т. Морозова Воронов называл «благодетелем» рабочих.
Правда, не все современники одинаково положительно оценивали деятельность Саввы Тимофеевича по устройству быта рабочих. Прежде всего, недовольство выражали другие предприниматели, которым такое «нецелевое» расходование фабричных средств казалось как минимум странным — не говоря о том, что положение рабочих Никольской мануфактуры вызывало зависть у их коллег на других фабриках. А зависть — легковоспламеняющийся материал, в который достаточно попасть горящей спичке или случайной искре, чтобы возникла забастовка. М. А. Алданов писал о Морозове — хозяине: «Постройки на его заводах, в отличие от других в городке, были новые, каменные, очень хорошие. Таковы были и дома, выстроенные им для рабочих с лекционными залами и с театром, — другие фабриканты только пожимали плечами, а иногда в разговорах о нем многозначительно постукивали пальцем по лбу».[215] Тем не менее редкое в ту эпоху внимательное отношение к рабочему люду принесло свои плоды. В отличие от соседних предприятий Никольская мануфактура на протяжении целых двух десятилетий (с 1885-го до начала 1905 года) оставалась в стороне от крупных социальных потрясений.
