Александр Пузиков - Золя
Золя шел за жизнью. Он внимательно изучил историю двух парижских магазинов, слившихся в одно крупное предприятие («Лурд» и «Бон-Марше»), беседовал с бывшим хозяином одного из этих магазинов, записывал рассказы продавцов, собирал информацию о постановке рекламы, о выставках товаров, о разных новых приемах торговли.
Золя представляется исторически закономерным появление магазинов-гигантов, и он оправдывает деятельность Муре, хотя и видит оборотную и весьма печальную сторону концентрации капитала в одних руках.
Успех магазина «Дамское счастье» сопровождается трагедией мелких собственников. Бурра, Бодю, Робино, которые еще недавно чувствовали себя весьма прочно в своих маленьких лавчонках, разоряются и пополняют ряды обездоленных бедняков.
Прогресс в области промышленности и торговли закономерен, но он несет неисчислимые страдания тысячам и тысячам людей.
Двойственное отношение Золя к этому процессу отразилось и на его трактовке образа Муре. Он восхищен его энергией, жизнедеятельностью, но вместе с тем видит и присущую ему жестокость капиталистического хищника. Интересы «дела» истребили в Муре человечность. Он бездушен в отношениях с подчиненными, безжалостно их эксплуатирует. Чтобы смягчить как-то отрицательное впечатление, которое производит на читателя деятельность Муре, Золя обращается к своеобразной утопии. И как это ни странно, она возникает у него после чтения романа Чернышевского «Что делать?». Его заинтересовала идея фаланстера, примиряющая, казалось бы, интересы хозяина и его подчиненных.
Между двумя борющимися силами оказывается героиня романа Дениза Бодю. Она претерпела все страдания, которые выпали на долю мелких собственников, разоренных Муре, а затем изведала все невзгоды продавщицы, работая в магазине «Дамское счастье». Дениза не разочаровалась в Муре. Он пленил ее своей неистощимой энергией, влюбленностью в жизнь. Вскоре и Муре начинает замечать скромную девушку, работающую у него в магазине. Недолгий роман между ними завершается браком.
Дениза преображает Муре, она обуздывает и направляет его энергию на благо других. В магазине заводятся новые порядки, которые позволяют Муре не только расширять свое дело, но и заботиться о подчиненных. Теперь и подчиненные заинтересованы в успехе магазина «Дамское счастье».
Утопия эта не имела ничего общего с романом Чернышевского Но она свидетельствовала о сомнениях самого автора, о неуверенности его в гуманных итогах начавшегося процесса. Поневоле он должен был искать утопические средства, способные обуздать наглого и жестокого эксплуататора, идущего на смену патриархальным дельцам капиталистического мира.
Глава двадцать вторая
В первые годы работы над «Ругон-Маккарами» Золя предусмотрел почти все романы, которые должны были составить его двадцатитомную эпопею. Все они перечислены в списке, составленном около 1873 года. Все, кроме пяти: «Страница любви», «Накипь», «Радость жизни», «Земля», «Мечта». Как и почему возникли в ходе работы эти непредусмотренные произведения, мы можем сравнительно легко объяснить. «Страница любви» возникла по контрасту с «Западней» и «Нана». Золя хотел доказать критикам и читателям, что он поэт, что он может создавать произведения с возвышенными героями, разрабатывать тончайшие психологические коллизии. Кроме того, «Страница любви» понадобилась ему как художнику для импрессионистического эксперимента в литературе. Отчасти эти же причины побудили его написать роман «Мечта». «Накипь» он задумал в противовес «Западне». Роман «Земля» родился как аналог к роману «Жерминаль». Надо было сделать для крестьян то, что он уже сделал для рабочих. Но откуда возникла тема романа «Радость жизни», как зародилась мысль о необычном для Золя произведении? Чтобы ответить на этот вопрос, следует сделать шаг назад и рассказать о трех годах жизни Золя, предшествовавших написанию романа.
Золя было сорок лет. Двадцать из них он работал, не оглядываясь, работал как одержимый, с упорством и мужеством перешагивая через все препятствия. Годы безвестности, непризнания, материальных трудностей были позади. Слава его стала всеевропейской. Парижские торговцы выкрикивали имена героев Золя. С именем «Нана» товары шли куда более ходко. Его узнавали на улицах. Самые крупные писатели и художники были его друзьями. В столице он жил теперь в отличной квартире на улице Булонь, а в Медане владел собственным домом.
Но ему было сорок лет, и казалось, что это уже старость. Он стал толстеть, его одолевали действительные и мнимые болезни. Состарилась мать. Габриэль беспрерывно хворала. Началась пора утрат близких людей. 10 апреля 1880 года умер Дюранти, с которым Золя связывала долгая дружба. Не прошло и месяца, как умер Флобер. Смерть этого человека, который был учителем и другом, потрясла Золя. «Я раздавлен горем», — писал он Анри Сеару на другой день после печального известия. С Флобером уходила целая эпоха его жизни, его творческих исканий. Как-то не верилось, что этот рослый нормандец, так уверенно шагавший по жизни, больше никогда не появится на «обедах пяти», не пришлет весточки из Круассе, не похвалит и не поругает за очередной роман.
«Никакая смерть не могла меня поразить и взволновать так, как эта. До вторника, дня похорон, она не оставляла меня; его образ преследовал меня, особенно по ночам; каждая моя мысль завершалась им и леденящим ужасом — больше никогда».
Особенно потрясли Золя похороны Флобера. Он избегал покойников и траурных процессий, но здесь шла речь о друге. Утром, во вторник 11 мая, Золя отправился в Руан. В Манте он пересел на скорый поезд, где встретил Доде и нескольких журналистов. На станции в Руане их ожидала коляска, чтобы отвести в Круассе: «Едва мы свернули с дороги на Кантеле, как наш возница остановился и прижался к изгороди; процессия двигалась навстречу, пока еще прикрытая группой деревьев на повороте дороги. Мы сошли, обнажили головы. Здесь, глубоко тоскующий, я пережил новый удар. Казалось, что наш добрый и великий Флобер, заснувший в своем гробу, идет к нам».
В домике писателя все напоминало о его хозяине. Казалось, что вот-вот войдет Флобер и трогательно, по-братски обнимет и поцелует. На рабочем столе — рукописи, носовой платок, на камине — трубка с пеплом, на книжной полке наспех засунутый томик Корнеля. Его собирались читать, и он выступал среди прочих книг. Так легче его заметить и достать.
Жизнь продолжалась, но уже без Флобера, и Золя невольно думал о себе, о своих сорока годах, о своих болезнях. Домой он вернулся, исполненный глубокой грусти и тяжелых предчувствий. Ночами его преследовали кошмары, он просыпался от острого ощущения бренности своего существа. Мысль о смерти не давала ему покоя и днем, в часы работы. Золя пытался подавить в себе чувство тоски, но удавалось ему это плохо. Правда, вскоре приехал Сезанн. Жизнь в Медане пошла веселее. Сезанн дурачился, сердился, вспоминая Прованс, юные годы. «Поль теперь всегда со мной, — писал Золя. — …весь мой небольшой мирок здесь. И так хорошо!»
