Елена Прудникова - Самый человечный человек. Правда об Иосифе Сталине
Что же получается, что война не была неожиданной? Получается, что не была! А общепринятую легенду об абсолютно неожиданном нападении запустил не кто иной, как само советское правительство. Оно приняло вину на себя, и тут тоже был совершенно точный расчет: лучше прослыть доверчивыми простаками, чем посеять у народа неверие в боеспособность Красной Армии.
Последняя директива, фактически содержащая предупреждение о предстоящем нападении, ушла в войска в ночь на 22 июня. Вечером 21 июня Жуков сообщил еще об одном перебежчике – немецком фельдфебеле, который утверждал, что наступление начнется этой ночью. Жуков и Тимошенко приехали в Кремль, к Сталину, и тут же, в сталинском кабинете, была составлена директива для войск приграничных округов. В 0.30 ночи Жуков сообщил еще об одном перебежчике, который назвал точный срок – 4 часа утра…
* * *Откуда взялось общепринятое мнение о том, что в первые дни войны Сталин растерялся, был деморализован? Совершенно противоречит логике характера этого человека! В Гражданскую войну ситуация иной раз бывала куда хуже, и сам Сталин был моложе и менее опытен – и тем не менее никогда не проявлял признаков малодушия, растерянности, паникерства. Наоборот, чем серьезней была опасность, тем он становился спокойнее и собраннее. Ничего неожиданного в нападении Германии на СССР не было, войны ждали, и ждали уже давно. Дальнейшие события также разворачивались ранее предсказанным образом. Молотов позднее вспоминал: «Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придется отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам придется отступать – до Смоленска или до Москвы, это перед войной мы обсуждали…»
Что же произошло с главой советского государства 22 июня?
А ничего с ним не произошло! Историю о «растерянном Сталине» пустили в оборот Хрущев и его команда после своего прихода к власти. Любопытно, что самого Хрущева в то время в Москве не было. Он находился в Киеве, поэтому в своих «воспоминаниях» ссылался на Берию, который будто бы ему все это рассказывал. Мол, если это и вранье, то весь спрос с него. Бывший нарком внутренних дел был очень удобным персонажем для подобных ссылок – сам он к тому времени ни подтвердить, ни опровергнуть что бы то ни было давно уже не мог.
Итак, по утверждению Хрущева, «тут-то открыто проявилось то, что он скрывал от всех, – его панический страх перед Гитлером. Сталин выглядел старым, пришибленным, растерянным. Членам Политбюро, собравшимся у него в кабинете, он сказал: «Все, чего добился Ленин и что он нам оставил, мы прос…ли. Все погибло». И, ничего не добавив, вышел из кабинета, уехал к себе на дачу. А потом некоторое время никого не принимал».
Маршал Жуков дает свою версию первых часов войны: «В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В.Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии… Нарком приказал мне звонить И.В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны.
– Кто говорит?
– Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.
– Что?! Сейчас?! – изумился начальник охраны. – Товарищ Сталин спит.
– Будите немедля: немцы бомбят наши города!
Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили: «Подождите».
Минуты через три к аппарату подошел Сталин.
Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И.В.Сталин молчит. Слышу лишь его дыхание.
– Вы меня поняли?
Опять молчание. Наконец, И.В.Сталин спросил:
– Где нарком?
– Говорит по ВЧ с Киевским военным округом.
– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро…»
Ерунда какая-то выходит: получив известие о том, что через три часа ожидается немецкое нападение и дав директиву в войска, глава государства преспокойно уехал на дачу спать. Более того, еще и дежурному охраннику не отдал распоряжения будить немедля при звонке из Генштаба. Верится в это, по правде сказать, с трудом, а точнее – вообще не верится.
Молотов вспоминает, что члены Политбюро около двух часов ночи собрались у Сталина в Кремле. Разумеется, там присутствовал и хозяин кабинета. Итак, посмотрим на часы: в 0.30 главе государства сообщили о втором перебежчике – в это время он находился еще в Кремле. Даже если известие застало его на пороге и он тут же отправился домой, то, значит, за каких-то полтора часа он должен был успеть приехать на дачу, лечь спать, заснуть, да еще и чтоб и охрана заснула, подняться, одеться, прибыть в Кремль… Не говоря уж о том, что едва ли возможно уснуть в ночь, когда вот-вот должна начаться война. Любой нормальный человек в такой ситуации вообще не покидал бы кабинета, тем более что для Сталина ночная работа была делом обыкновенным. Если уж случился такой казус, что он невероятно хотел спать, просто с ног падал, то вышел бы в соседнюю комнату, прикорнул там на диване…
Серго Берия, также ссылаясь на своего отца (но с большим основанием, чем Хрущев!), утверждает, что глава государства в ту ночь не ложился – как, скорее всего, на самом деле и было. Да, членов Политбюро распустили по домам, но нет ни одного свидетельства того, что уехал из Кремля и Сталин.
Что же касается растерянности Сталина, того, что он сбежал на дачу и никого не принимал, то это красноречивей всего опровергает небольшой бюрократический документ – журнал посетителей сталинского кабинета. Первый посетитель вошел туда в 5.45 утра 22 июня – это был Молотов. Последний – в 16.25 – Берия. А всего их было 29 человек. Времени для сидения на даче ну никак не остается.
Почему 22 июня по радио выступил не Сталин, а Молотов? Тут тоже каких только легенд не создано. Говорят, что он был растерян, деморализован. Говорят, что у него была ангина, нарыв в горле, так что он не мог говорить. Впрочем, по утверждению все того же Молотова, все было куда прозаичнее. «Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход… Он должен был и выждать, и кое-что посмотреть, ведь у него манера выступлений была очень четкая, а сразу сориентироваться, дать четкий ответ в то время было невозможно. Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах». Ответ простой и логика железная.
Но хрущевской команде очень хотелось показать Сталина растерянным, а себя – твердыми и волевыми. Эстафету подхватывает Микоян. «Молотов… сказал, что Сталин в последние два дня в такой прострации, что ничем не интересуется, не проявляет никакой инициативы, находится в плохом состоянии…» Тогда члены Политбюро отправились к нему на дачу. И вот что было дальше: «Подъезжаем к сталинской «ближней» даче. Охрана, видя среди нас Берия, сразу же открывает ворота, и мы подъезжаем к дому «Хозяина». Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Увидев нас, он буквально окаменел. Голова ушла в плечи, в расширенных глазах явный испуг. Он вопросительно смотрит на нас и глухо выдавливает из себя: «Зачем пришли?» Заданный им вопрос был весьма странным. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать.
