Дмитрий Зубов - Тень люфтваффе над Поволжьем. Налеты немецкой авиации на советские промышленные центры. 1942–1943
Во время последнего захода цель уже находилась в плотном дыму пожарищ, что сильно осложняло видимость. Зенитки, как до этого, так и сейчас, ведут огонь из всех стволов, и помимо разрывов крупнокалиберных снарядов мы видим и следы трасс от снарядов мелких и средних калибров. Повсюду шарят прожекторы, один из которых несколько раз проскользнул рядом с нашей машиной. И вдруг один захватил нас и стал удерживать. Тут же к нему присоединились еще три, четыре, а потом и целая дюжина прожекторов, так что теперь нас по курсу вел целый пучок яркого света. В кабину проник настолько яркий свет, что мы, чтобы довести этот заход на цель до конца, натягиваем солнцезащитные очки, называемые летчиками «лягушачьими глазами». Однако теперь батареи открыли огонь по нашему освещенному самолету. Нас болтает от взрывных волн, исходящих от детонирующих снарядов. И тут два мощных толчка – в нас попали. Левый мотор теряет мощность и начинает гореть.
За нами потянулся длинный шлейф дыма. Теперь необходимо срочно заглушить поврежденный двигатель. Для этого я выключаю зажигание, включаю систему пожаротушения и устанавливаю пропеллер мотора на режим планирования. Но этого сделать не удастся, так как явно задет и механизм изменения шага лопастей винта. Машину сильно тянет влево, и я пытаюсь ее сбалансировать.
Между тем горение прекратилось. И в этот момент раздался крик бортстрелка: «Сзади истребитель!» Одновременно мы видим, как мимо нас вперед проносятся трассы его очередей. Тут же в ответ атакующему застучал пулемет бортрадиста и «спарка» бортстрелка. Только благодаря неимоверным усилиям удалось оторваться от несколько раз атаковавшего нас ночного истребителя и снова направить машину на нужный курс. Вероятно, это произошло из-за того, что задние стрелки, может быть, попали во вражеский истребитель, так как он в какой-то момент вдруг резко отвернул и оставил нас в покое»[162].
Летчики 144-й иад ПВО в ту ночь доложили о семи воздушных боях и двух сбитых самолетах. Старший лейтенант А. Гончаренко по прибытии на аэродром сообщил, что в районе деревни Квасниковка он перехватил один «Хейнкель» и сбил его пушечно-пулеметным огнем. Вероятно, именно он и атаковал бомбардировщик Пуклитша.
С трудом выйдя из зоны зенитного огня, «Хейнкель» на высоте 2000 метров взял курс на восток. По сути, экипаж оказался точно в таком же положении, как и вышеупомянутый Не-111 G1+AR унтер-офицера Крюгера из 7-й эскадрильи KG55. Пуклитш добавил мощности правому мотору, однако машина все равно трудно управлялась и не хотела держать высоту. Как было предусмотрено в таких случаях, летчики начали выбрасывать за борт все «ненужное», в том числе бронелисты, пулеметы и боеприпасы. Однако бомбардировщик все равно постепенно терял скорость и высоту. В результате после полутора часов неимоверно сложного полета «Хейнкель» даже не достиг Дона, а до линии фронта все еще оставалось порядка 500 километров. Положение было отчаянным, и бортрадист стал постоянно передавать на аэродром сигнал SOS, а также курс, высоту и скорость полета.
В конце концов было принято решение идти на вынужденную посадку на советской территории. «Газ сброшен, система пожаротушения включена, закрылки выдвинуты, и включены посадочные фары, – вспоминал Пуклитш. – Земля быстро приближается – это пашня. Удар, самолет проскользил на брюхе и наконец остановился. Внутри кабины поднялось облако пыли. Остекление носа самолета разбилось, а нижний отсек стрелка оторвался. По счастливой случайности никто не пострадал. Воцарилась жуткая тишина. В этот момент загорелся правый мотор. Вероятно, во время удара о землю горючее или масло попало на раскаленные патрубки выхлопной системы, что вызвало воспламенение. Мы срочно покинули машину и начали закидывать огонь землей. Это дало положительный результат – огонь потушили. Не шевелясь, вслушиваемся в темноту. Вроде бы тихо. Мы снова устремляемся в кабину, уничтожаем приборы, радиопередающие устройства и карты целей и спасаем фляжки, сумку с провизией, огнестрельное оружие, сигнальный пистолет и боеприпасы к нему. Нам удается найти патроны с зелеными и белыми ракетами, а также несколько патронов ЕS6, отстрел которыми был знаком идентификации на сегодняшний день. Патроны с красными ракетами занесло кучей образовавшегося мусора, так что мы их найти не смогли.
Между тем бортрадист в последний раз пытается связаться с нашей станцией в Сталино, но аппарат молчит. Теперь мы уничтожаем и его. Уничтожить весь самолет методом подрыва или поджога мы не решаемся, так как это могло бы указать путь к месту его нахождения. Мы осознаем, что наш полет на такой довольно низкой высоте не остался незамеченным и что нас уже начали искать»[163].
Пуклитш принял единственно верное решение – немедленно покинуть место посадки и уходить. Экипажу Не-111 6N+IL в общем-то уже дважды повезло. Во-первых, они, несмотря на повреждения, сумели уйти из района цели, во-вторых, приземлились в безлюдной местности. По всей видимости, где-то в равнинной местности в междуречье Хопра и Медведицы к северу от Серафимовичей. К тому же пока еще было темно, что давало большие шансы на исчезновение. Уйдя довольно далеко от самолета через бурьян и высокую траву, летчики спрятались под кустом.
Там они провели весь следующий день. Который оказался насыщенным самыми разными событиями! Сначала Пуклитша, Фрицше, Штрайхера и Шварца «атаковали» тучи комаров, затем в небе пролетел самолет-разведчик Ju-88D, по соседней дороге проехал колхозник на телеге, затем милиционер на мотоцикле. Ну а потом летчиков дважды окатил теплый июньский ливень. Ну а затем начали обдумывать план спасения. На пеший переход до линии фронта, по их расчетам, требовалось минимум четыре недели. Так что единственный реальный шанс вернуться к своим был в случае эвакуации на самолете.
«Когда солнце на западе село, штурман гауптман Фрицше и бортрадист обер-фельдфебель Шварц отправились на дозор, а я с бортстрелком унтер-офицером Штрайхером начали подыскивать подходящее место для посадки самолета, – продолжал свой рассказ Пуклитш. – Мы сделали вывод, что полевая дорога и граничащая с ней полоса степной равнины вполне смогут сгодиться для ночной посадки. Мы снова собрались на своем месте привала. Ближайшие окрестности кажутся безлюдными, и мы решаем, что будем ожидать здесь, пока наши товарищи не приступят к нашему поиску. Нас не покидает надежда, что нам удастся обратить их внимание на себя во время их очередного полета к цели. Мы высчитали предположительное время пролета. Время ожидания стали коротать сбором сухой травы для костров. На небе светила полная луна, не считая отдельных тучек. Видимость хорошая.
