Анатолий Кожевников - Стартует мужество
Самолет упал без бензина и не загорелся. Комиссия установила, что на машину чьей-то злой рукой еще на заводе был поставлен надпиленный болт. В полете он разорвался, и тяги рулей высоты разъединились.
Начали проверять остальные самолеты этой серии. Оказалось, что такие же болты стояли и на некоторых других машинах. Диверсия была хорошо продумана. Внешне дефектный болт абсолютно ничем не отличался от исправного: с одной стороны была головка, с другой — законтренная гайка, а под шарниром — надрез. Впоследствии нам стало известно, что диверсант был пойман с поличным непосредственно на конвейере, в цехе сборки самолетов.
Поединок
Пятого мая на аэродром для передачи нам боевых самолетов приехали колхозники Тамбовской области. На свои сбережения они купили истребители Як-76. Состоялся митинг. Колхозники произносили напутственные речи, мы давали заверения бить врага на их самолетах еще лучше, оправдать доверие народа.
После митинга художник взял трафарет, и надпись «Тамбовский колхозник» красивым полукругом легла по левому борту моего самолета. А через полчаса, сердечно попрощавшись с дорогими гостями, мы улетели на фронт.
Наша эскадрилья поднялась в воздух первой. Приняв боевой порядок, мы сделали прощальный круг и пошли на запад. Конечный пункт — аэродром, на котором базировались осенью сорок второго года.
Четыреста километров преодолели быстро. На аэродроме нас встречали механики, заблаговременно прибывшие туда поездом. Радостные, в приподнятом настроении, они спешили к своим машинам. Немцевич поздравил нас с благополучным перелетом и сообщил, что до прибытия сюда еще одного полка мы будем продолжать тренировки.
С первого же дня началась напряженная летная учеба. Маршрутные полеты заканчивались воздушными боями, причем «противники» встречались, как правило, неожиданно, а после поединка штурмовали наземные цели.
Однажды, когда эскадрилья села, в небе появился фашистский разведчик. Он шел на высоте пять тысяч метров. Заметили мы его поздно, и взлетать уже не было смысла. На следующий день «юнкере» снова появился над аэродромом, но на час раньше. Он шел на той же высоте, тем же курсом. До линии фронта было не менее трехсот пятидесяти километров, очевидно, экипаж вел стратегическую разведку. На третий день разведчик прилетел еще на час раньше! Ага! Определилась какая-то закономерность. И у меня сразу возник план уничтожения «юнкерса».
Я решил подняться в воздух за несколько минут до предполагаемого появления вражеского самолета. Тут уж ему не уйти.
Разрешение командования было получено. 8 мая в восемь часов пятьдесят минут я отправился в воздушную засаду, приказав летчикам наблюдать за боем. Хотелось, чтобы они наглядно убедились в превосходстве советского истребителя над немецким разведчиком.
Набирая высоту, внимательно слежу за воздухом. Когда высотомер показал пять тысяч метров, я занял такую исходную позицию, чтобы атаковать со стороны солнца. Вскоре на западе показалась маленькая точка. Фашист заметил меня, когда нас разделяло не более двух тысяч метров. Мне показалось, что «юнкере» даже вздрогнул от неожиданности. В этот момент под ним был слой облаков, и опытный вражеский летчик перевел машину в крутое пикирование. Я сообразил, что отрезать его от облаков не успею, значит, надо ловить под ними.
«Юнкере» нырнул в облачность с левым разворотом. Рассчитываю: чтобы уйти от преследования, он должен сделать разворот в облаках в противоположную сторону. Поэтому выполняю упреждающий маневр — разворачиваю машину вправо. Пробив тонкую облачную пелену, лицом к лицу встречаюсь с противником. Не сумев уйти, он вынужден принять бой.
«Юнкере» сразу же ощетинился пулеметными очередями. В мою сторону потянулись длинные синеватые трассы. Я еще раз убедился в опытности экипажа разведчика, в том числе и его стрелков. Решаю атаковать противника с разных сторон и с коротких дистанций, чтобы лишить его возможности вести огонь на участке сближения.
Облегченный и специально приспособленный для разведки «юнкере» делал головокружительные развороты, виражи и даже перевороты через крыло. Мы дрались двадцать пять минут, уже не одна моя очередь попала в цель, но он по-прежнему продолжал яростно сопротивляться. «Заколдованный, что ли? — с досадой подумал я. — Эдак у меня и патронов не хватит». И решил: буду таранить, но не упущу его. Иначе какими глазами мне придется смотреть на летчиков.
Между тем противник, умело маневрируя, пытается захватить инициативу. Он стремится держать мой самолет в секторах обстрела воздушных стрелков. На крыле «яка» по ребру атаки уже видны рваные пробоины — следы пулеметных попаданий. Но и я его достаю. Еще одна атака, длинная очередь, и с правого борта разведчика потянулся синий шлейф дыма.
— Горит! Горит! — закричал я от радости.
«Юнкерс», очевидно, решил садиться с убранными шасси. Высота, до которой он снизился, не превышала четырехсот метров. Огромная горящая махина планировала с выключенными двигателями. Вот она коснулась зеленого луга на окраине деревни Чиглы, проползла на животе с убранными шасси метров пятьдесят и остановилась полыхающим костром.
Снизившись до бреющего полета, вижу, что колхозники бросили работу и бегут к «юнкерсу». Можно возвращаться на аэродром: фашистский экипаж не уйдет.
Зарулить самолет на стоянку после посадки мне не удалось: камеры колес оказались пробитыми пулями. Молодые летчики с особенным интересом принялись рассматривать пробоины.
Механик тут же прикинул время, потребное для ремонта, и заключил:
— К вечеру, товарищ командир, машину можно будет облетать. Сделаем, как новую.
— Ты мне однажды уже делал лучше новой, — припомнил я ему оторвавшуюся в бою заплату.
— Так это же случилось на «харрикейне», да и опыт тогда был небольшой, — виновато оправдывался механик. — А ну, чего встали? Дырок не видели? Давай помогай! — вдруг закричал он на стоявших возле самолета и сам навалился грудью на плоскость.
Машина, как бы спотыкаясь, нехотя покатилась на ребордах колес.
Около командного пункта затарахтел По-2.
— Товарищ командир, вас вызывает комиссар дивизии. Он собрался лететь к сбитому «юнкерсу», — передал адъютант эскадрильи.
Мне очень хотелось увидеть сбитый экипаж, и я, не задерживаясь, побежал к комиссару. Через десять минут мы были уже на месте. У догорающего самолета лежал труп убитого гитлеровца, остальных увезли в ближайший лазарет. Пошли туда.
— Здравствуйте, — вставая, произнес на ломаном русском языке немецкий полковник, когда ему сообщили, что его сбил я. — Ви есть короший летшик. О, вы великолепно атаковаль. Даже мой опытный стрелки не могли вас убивать.
