Глеб Скороходов - Фаина Раневская. Фуфа Великолепная, или с юмором по жизни
Ф. Г., конечно, всю эту роскошь первым делом высмеяла. Как и бесчисленное количество женщин и мужчин в белых шапочках и халатах — по десятку на каждого больного. Но то, что лучшее в этой больнице, — парк, оспаривать не стала.
Мы пошли гулять. Дорожка, покрытая хорошо утрамбованным гравием, петляла среди деревьев, и казалось, ей не будет конца.
— Я ведь сюда приехала на профилактику, да и подышать свежим воздухом не мешает, — улыбнулась Ф. Г. — Хамство, конечно, но раз можно. Не все же этим равным среди равных отдавать. А врачи относятся ко мне, как всегда, хорошо: я их не очень обременяю. Может быть, потому, что мне все кажется: сюда их отбирают по анкетным данным вне зависимости от того, как они владеют профессией.
Навстречу нам шла пара — среднего роста женщина, рыжая, вся в веснушках, и мужчина ниже ее на голову, покрытый ровным загаром, с черными как смоль волосами, блестящими, будто смазанные бриолином, в такой же блестящей ярко-голубой пижаме.
— Светлана! — воскликнула Ф. Г. — А я опять с другим мужчиной! Конец моей репутации! Что вы теперь скажете?!
Мы поздоровались.
— Как, вы и Светлану Иосифовну знаете?! — воскликнула снова Ф. Г. — Это невероятно! Это закончится тем, что я, широко раскрыв рот, застыну навсегда в такой позе!
И Ф. Г. изобразила нечто, выражающее ее крайнее удивление, и так, что захохотали все, особенно спутник Светланы Иосифовны.
— Господин… — представила она его мне, но я тут же забыл сложное имя и понял только, что господин в голубой пижаме — из Индии и по-русски почти не понимает.
Все прошли к скамейке неподалеку, и я снова подумал, насколько дочь Сталина ничем не напоминает своего отца. Ситцевое платье в василечках, матерчатые туфли на низком каблуке, зеленая вязаная лента в волосах, дымчатые очки и никаких украшений — ни колец, ни серег, ни браслетов. Но главное, конечно, лицо: сколько ни старайся, портретного сходства не обнаружишь и через минуту забываешь, что она дочь «отца всех народов».
— Вы давно были в институте? — спросила она. (Речь шла об Институте мировой литературы, где Светлана Иосифовна в то время работала и где нас познакомили.) — Вы что-то делаете для Александра Григорьевича?
Я рассказал, как безумно медленно продвигается «История мировой литературы» и моя статья о Зощенко для второго тома.
— Нет, вы объясните мне, Светлана, — вступила Ф. Г., - как человек, который в глаза не видел Зощенко, может писать о нем? Совершенно не понимаю этого! Ну, может быть, хотя бы отыскать его родных или тех, кто хорошо знал его?! По-моему, иначе просто недопустимо!
Светлана Иосифовна, не отвечая Ф. Г., переводила ее страстную речь индусу. Тот сначала улыбался, а потом рассмеялся и начал говорить.
— Что он? — спросила Ф. Г. в нетерпении.
— Он сказал, — ответила Светлана Иосифовна, — что об индийской эпической поэме «Махабхарата» написаны сотни статей и книг, хотя никто из писавших не видел ни ее автора, ни Будды...
— Когда я вернулась из эвакуации в Москву — это сорок четвертый год, кажется осень, — я вдруг смертельно испугалась: давно не выходила на сцену, потеряла профессию, ничего не смогу делать. Мне даже показалось, что у меня началась клаустрофобия: не могла сидеть в четырех стенах, бродила бесцельно по улицам. И думала: «Этот город теперь не примет меня».
И вдруг на Моховой, возле университета, девушка, рыженькая, без шапки, в изящном пальто с иголочки, талия — рюмочка: «Фаина Григорьевна, дорогая, здравствуйте!». Я стою, ничего не понимая. «Я — Светлана, — продолжает рюмочка, — вы меня не помните?». Я тут же вспоминаю и Кремль, и «Гибель эскадры», и девочку в первом ряду рядом с усатым отцом — ее приводили в антракте за кулисы, и страх мой мгновенно улетучивается. Мне становится стыдно своего потрепанного демисезона, который я не снимала всю войну, я стараюсь спрятать левый рукав за спину — на его обшлаге наметилась бахрома, вспоминаю, что и сегодня утром не садилась к зеркалу и даже не намазала губы. И мелю такую чепуху, что Светлана смеется, записывает мой адрес, а на следующий день привозит мне коробку американской косметики и — не поверите — огромную каракулевую шубу, роскошную, сносу ей нет, она до сих пор как новая, — вы ее видели, я ее в прошлом году сдала в ломбард-холодильник на Петровке — сидела без денег.
Года через два-три после прогулки в Кунцеве Би-Би-Си, «Голос Америки» и «Свобода» много рассказывали об эпопее Светланы Сталиной. С Ф. Г. мы обсуждали и внезапную смерть Светланиного мужа-индийца, и разрешение, что дал ей Косыгин, к которому она ходила на прием, — поехать в Индию и на берегу Ганга развеять по ветру прах мужа, как завещал он, и сложный путь, благодаря которому ей удалось избавиться от преследования сотрудников советского посольства и, исколесив на такси Дели, оказаться у британского посольства, предоставившего Светлане Иосифовне политическое убежище и сумевшего тайком вывезти ее в Лондон.
Светлана Иосифовна — дочь Сталина
— Нет, вы не представляете, что это такое! — восхищенно говорила Ф. Г. — Подумайте только, дочь Сталина покидает тайком государство, созданное ее отцом, бежит из него и просит политического убежища на Западе, который ее отец столько раз предавал анафеме! «Она выбрала свободу!» — трубит весь мир. Выбрала свободу, покинув СССР, «где так вольно дышит человек»! Вбить такой осиновый кол в могилу отца! — Ф. Г. с подозрением взглянула на меня: — Кому вбивают осиновый кол, знаете?
— Знаю-знаю, — засмеялся я, — фильмы ужасов в Доме кино видели!
— Вам кажется смешным, когда вбивают осиновый кол в гроб вампира? Странно! — Ф. Г. оставалась серьезной. — Вбивают, чтобы он никогда не встал. И если Светлане удалось сделать это же, тогда она совершила подвиг...
Через несколько месяцев в гости к Ф. Г. зашла Наташа Богословская, жена композитора, и с большим воодушевлением рассказала, что она только что дочитала новую книгу Светланы Сталиной, которую Никите Владимировичу чудом удалось провезти через нашу границу.
— Как вам нравится это очередное «чудо»? — сказала мне Ф. Г. в тот же вечер, когда мы остались одни. — Он провозит все: и пластинки Монтана, которого у нас уже запретили, и «Доктора Живаго», и все, что выходит на Западе. За один «Континент» посадить могут, а Никита сам рассказывает о своем «чуде», может предложить прочитать нелегальщину, и ему все обходится. Удивительно ведь, не правда ли?..
Но вернусь к разговору с супругой Никиты Владимировича.
— В этой книге, между прочим, — сказала Наташа, — и вам, Фаина Григорьевна, посвящено несколько страниц. Вы фигурируете под именем Фанни Невская.
