Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна
До начала путешествия Агата даже представить себе не могла, насколько обременительным станет его присутствие. Порой оно казалось невыносимым, хотя задним числом — весьма комичным. Белчер был очень современным по духу деятелем, несмотря на весь свой внешний консерватизм. Сегодня он мог бы успешно функционировать в каких-нибудь правительственных органах или с важным видом нести чушь с телеэкрана; он был прирожденным политиканом, не отягощенным чувством общественного долга, его «чувство долга» было направлено исключительно на собственное процветание. Во время Первой мировой войны он занимал придуманную им самим мифическую должность «инспектора по заготовке картофеля», которую исполнял из рук вон плохо и с которой плавно перетек на новую — руководителя Имперского тура. Он был инфантилен, злобен и при этом загадочным образом умел расположить к себе. «Я никогда не могла избавиться, да и теперь не избавилась, от тайной симпатии к сэру Юстасу, — писала Агата о беллетризованном Белчере, которого изобразила в „Человеке в коричневом костюме“. — Да, мне стыдно, но это так».[151]
Белчеру тоже нравилась Агата, хотя это далеко не всегда бросалось в глаза. С Арчи он водил знакомство много лет — был его педагогом в тот короткий срок, когда учительствовал в Клифтоне, — и так высоко ценил его способности, что предложил должность финансового директора экспедиции (однажды в заморской газете Арчи по ошибке окрестили даже управляющим Английским банком). Название должности Арчи тоже звучало как вполне мифическое. В действительности главной его обязанностью было справляться с белчеровскими причудами и разряжать ситуации, к которым они приводили. За это он заслуживал куда большего жалованья, чем то, которое ему платили, ибо Белчер был капризен, как двухлетний ребенок. Агата между тем перевязывала Белчеру гноящуюся рану на ноге (при этом он орал на нее, как престарелый Генрих VIII), покупала ему носки и белье (денег он никогда не возвращал) и всячески, как могла, ублажала (вот когда ей пригодились навыки сиделки). Разумеется, Белчер представлял собой потрясающий материал для литературного персонажа. Хотя Агата всегда утверждала, что не выводит в своих книгах реальных людей, это было не совсем так: сэр Юстас Педлер — самый что ни на есть живой Белчер. Это Арчи предложил Агате наделить его титулом, а сам Белчер — сделать убийцей.
Агата жаждала сделать его жертвой, ибо вел он себя безобразно, что было невыносимо, особенно для человека, который, как Агата, ценил хорошее воспитание. «Мы явились в ратушу, — писала она Кларе Миллер из Мельбурна в мае 1922 года, — и вынуждены были подождать несколько минут, пока ходили за мэром. Белчер, как всегда, взорвался. Когда мэра привели и он добродушно поинтересовался у Белчера, кто он и с какой целью прибыл, я думала, что Белчера хватит удар! Он ведь всерьез мнит себя если не королем, то уж лордом Нортклиффом наверняка…» Позднее, когда во время скачек его посадили в губернаторскую ложу в окружении знати, он «сменил гнев на милость» и заурчал от снобистского удовольствия. Однако спустя еще какое-то время от его хорошего настроения снова не осталось и следа. «Я утешаюсь мыслью, что сэкономила почти двести фунтов на бесплатном железнодорожном проезде, так что пусть он помолчит! Я теперь стараюсь разговаривать с ним только по необходимости и только холодно-вежливо!»
Все было бы ничего, если бы это не повторялось день за днем в течение почти десяти месяцев. Программа тоже была изнурительной. Два месяца, февраль и апрель, экспедиция провела в Южной Африке и в какой-то момент оказалась в гуще тамошней революции.[152] «Они размахивали красным флагом и провозглашали советское правительство», — сообщала Кларе Агата тоном, каким можно было бы описывать номер в концерте мюзик-холла. Памятуя, что страх следует презирать, она не впала в панику (в отличие от Клары, которая вполне могла запаниковать, читая ее письмо), когда в Претории миссия оказалась в ловушке. Было объявлено военное положение, взрывались бомбы, перестали ходить поезда, но Агата сокрушалась только о том, что «из-за этих беспорядков» может «не увидеть водопад (Виктория)».
Экспедиция покинула Африку в мае, отправившись в Австралию, затем на Тасманию, а в июле — в Новую Зеландию. В августе всем был предоставлен отпуск, который Агата с Арчи провели на Гавайях (это сильно разозлило Белчера, несмотря на то что поездку оплатили они сами). В сентябре и октябре миссия ездила по Канаде, проведя по два дня в Виктории, Калгари, Эдмонтоне, Реджайне, Виннипеге и Торонто. Кульминацией стало посещение Ниагарского водопада. Из Оттавы Арчи отправился дальше на север с Белчером и его секретаршей Бейтс,[153] а Агата — на юг, в Нью-Йорк, погостить у своей тети Кэсси. «30 ноября едем домой!» — писала она Кларе, так словно не могла дождаться возвращения.
В сущности, это было не столько путешествие, сколько утомительное светское действо, участием в котором приходилось платить за удовольствие. Бесконечная череда людей встречала миссию и время от времени присоединялась к ней. Агата вела для матери дневник их путешествия, и вот описание типичной недели в Южной Африке: вечер в обществе скучнейшей миссис Хайам, чей богатый муж был другом Белчера («…они привязались ко мне. Я глажу им одежду… сдаю и тасую за них, когда мы играем в карты»); днем — серфинг; осмотр музея в сопровождении его директора, который подробно рассказывал Агате о черепах первобытных людей («от питекантропов и далее»); поездка по фруктовым фермам («мне к тому времени порядком надоел вид сушеных фруктов — везде одно и то же, к тому же стояла невыносимая жара. Хайамы до того обессилели, что даже не выходили из машины»); открытие парламентской церемонии («на которую мы должны были явиться при полном параде»), продолжившееся новыми сражениями с доской для серфинга («представляю, какое удовольствие можно получить, скользя по приливной волне в штормовую погоду»); прием в саду у архиепископа; восхождение на Столовую гору; партия в гольф пара на пару с другой супружеской четой; вечерний бридж… И так изо дня в день, изо дня в день…
Агата всегда была на редкость вынослива (сама она склонна была объяснять это тем, что в юности ничего не делала), и выносливость пригодилась ей, как никогда, в этой экспедиции, где требовалось без конца вести вежливые беседы, улыбаться, наряжаться и выказывать интерес к предметам, зачастую невыносимо скучным. «Светское общение не то, что требуется человеку каждый день», — написала она в «Автобиографии», добавив, что «порой оно может стать таким же разрушительным, как плющ, если бы он обвил тебя с головы до ног». А в этой поездке оно поглощало все ее время. Вот как она описывает, например, беседу с дамой — неустановленным членом королевской фамилии — на обеде в Доме правительства в Кейптауне: «Последовали пять чудовищных минут, во время которых мы с принцессой пытались поддержать разговор. Здесь, в Южной Африке, всем известно: максимум, на что она способна как собеседница, это: „О да…“. Потом Арчи взял принцессу на себя и успешно растормошил ее. Они с удовольствием выяснили, что оба ненавидят рано вставать и никогда не запоминают имен, при этом Арчи весело заметил: „Но вам, по роду вашей деятельности, это должно создавать массу неудобств“». Агата между тем пыталась найти общий язык с принцем, восхищаясь его «весьма дурно воспитанным силихем-терьером» и вежливо смеясь его определению оптимиста как «человека, который сбегает с чужой женой».[154]
