Леонид Млечин - Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота
Злые языки утверждали, что министр Громыко видел в нем соперника, и Добрынин именно по этой причине так долго пробыл послом в Вашингтоне. Если бы он вовремя вернулся в Москву, то имел шанс сменить Андрея Андреевича в главном кабинете на седьмом этаже высотного здания на Смоленской площади.
— Томпсон, — продолжал Хрущев, — получил эту информацию доверительно в то время, когда это никому не было объявлено. А это такое дело, что должны единицы знать. Я и вы. Кто же еще знал кроме вас? Малин? Он выпускал решение. Через кого это произошло? И мы не можем узнать. Разболтали. Томпсон говорит, что это доверительно было сказано, поэтому, мол, не могу назвать имя, чтобы русские не узнали источник, откуда я узнал. Это уже говорит о том, что есть человек, который ему доверительно говорит. Это уже измена, это уже предательство. Кроме того, я считаю, что американцы имеют кого-то в нашей разведке, потому что просачиваются некоторые материалы, довольно близкие к истине. А почему мы можем исключить, что нет таких людей в МИДе?
— Если нужно, я могу сообщить, что мне известно, — доложил Громыко. — Насчет Добрынина. Кроме меня, когда я уходил в отпуск, знал Кузнецов и сам Добрынин, потому что с ним должны были говорить. Я удивился, потому что оба люди надежные. Было поручение выяснить Семичастному. Я спрашивал Семичастного. Он говорит, что, видимо, кто-то из журналистов на приеме сказал. Добрынин говорит так: на другой день после заседания секретариата ЦК мне звонят из Комитета по культурным связям — товарищ Жуков — и поздравляют. Романовский узнал. Видимо, он был на заседании секретариата.
Сергей Каллистратович Романовский, еще один недавний секретарь ЦК ВЛКСМ, стал заместителем председателя Государственного комитета по культурным связям с зарубежными странами. Впоследствии Романовского, как и других соратников Шелепина, отправили на дипломатическую работу.
— Сведения просочились до заседания секретариата, — уточнил секретарь ЦК КПСС Леонид Федорович Ильичев.
— Томпсон сказал, что его информирует надежный источник, — уточнил Козлов, — и просил не разглашать. Если положим, что кто-то из секретариата ЦК? Но здесь не может быть такой человек, который постоянно связан с Томпсоном и его информировал. Это исключается, значит, это предположение неправильно.
— Сведения просочились до заседания секретариата, а не после, — стоял на своем Ильичев.
— Томпсон своим сказал — вы заранее не объявляйте, так как источник разоблачите. Значит, источник, скорее, в МИДе, — продолжал собственное расследование Козлов.
— Мне Добрынин назвал Романовского, — упрямо отстаивал непричастность своего ведомства министр иностранных дел Громыко, — мне, говорит, из комитета позвонили.
— Это очень показательно, — раздраженно заметил Хрущев. — Это надо Жукова спросить, откуда он знает. Информация может быть и от Жукова.
Известный журналист Георгий Александрович Жуков, работавший в «Правде», при Хрущеве возглавил Государственный комитет по культурным связям с зарубежными странами.
— Там есть американские агенты, — мрачно заметил Ильичев, — которые в Америке работали.
— Там есть представители всех стран, — резонно ответил Хрущев. — Поэтому не надо отгораживаться, что это в МИДе, там и смотрите. Я бы считал, что надо сейчас придумать какую-то провокацию, разработать и испытать ряд людей на этой провокации. Взять и подбросить какую-то мысль тому агенту, на которого мы думаем, а он проинформирует американцев. Одним словом, надо поработать. Это уже вопрос разведки, контрразведки.
Но, к чести Хрущева, такие вспышки шпиономании были у него редкими.
Впрочем, иногда Никита Сергеевич забывал собственные идеи о том, что осужденных надо брать на поруки, а сажать меньше, и становился неоправданно жесток. В шестьдесят первом году на заседании президиума ЦК возник вопрос об уголовной преступности. Поводом стало знаменитое в те годы дело Рокотова, которое возмутило Хрущева.
Тайная власть
Ян Тимофеевич Рокотов по кличке Косой начал скупать валюту у иностранцев во время Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве летом пятьдесят седьмого года. Официальный курс рубля был сильно занижен. Рокотов давал за доллар в два раза больше. Иностранцы были довольны. А среди советских граждан уже появились желающие приобрести валюту. Начались поездки за границу, где можно было купить то, чего в нашей стране просто не существовало. Кроме того, гости из арабских государств привозили на продажу золото. Рокотов покупал его и с большой выгодой для себя перепродавал выходцам из южных республик, где любили драгоценные металлы и могли дать за них хорошую цену.
В шестидесятом году КГБ было поручено заниматься валютными преступлениями. На следующий год Ян Рокотов и еще несколько человек, занимавшихся валютными делами, были арестованы.
17 июня 1961 года на заседании президиума ЦК Хрущев, рассуждая о программе партии, плавно перешел к преступности:
— Борьба с преступностью ведется совершенно неудовлетворительно. Я считаю, что неправильно понята наша политика, реорганизация органов милиции и чекистских органов и все перевели на мораль. — Он нашел глазами генерального прокурора: — Вчера читал в газете заметку «Из зала суда». Я возмущен, как это можно: дали пятнадцать лет, через пять лет он будет на свободе. Товарищ прокурор, вы будете свою политику проводить или будете слушать ЦК?
Речь шла о процессе по делу группы Рокотова.
— Мы вносили по вопросу валютчиков специальный проект, — поспешил защититься прокурор Руденко, — но установили максимум пятнадцать лет, без смертной казни. Мы смертную казнь ввели за хищения в особо крупных размерах.
Ссылка на закон абсолютно не убедила Никиту Сергеевича, который пришел в необыкновенное возбуждение.
— Да пошли вы к чертовой матери, простите за грубость. Народу стыдно в глаза смотреть, народ возмущается. Грабители грабят, а вы законы им пишете. Что такое? Ишь какие либералы стали, чтобы их буржуазия хвалила, что они никого не расстреливают, а эти грабят рабочих и крестьян… Хотите, я общественным обвинителем выступлю с требованием расстрела? Я не боюсь, а вы боитесь. Я думал, расстреляют этих мерзавцев, читаю — пятнадцать лет. Так вы же поощряете других. Читали вы записку Ленина?
Хрущев имел в виду письмо Ленина наркому юстиции Дмитрию Ивановичу Курскому, написанное в двадцать втором году по поводу дополнений к проекту Уголовного кодекса РСФСР. Ленин настаивал на «расширении применения расстрела».
— Читал, — солидно кивнул Руденко.
