Аркадий Белинков - Юрий Тынянов
Трудно найти (по разным причинам) связь между "Смертью Назир-Мухтара" и "Цементом" или "Кюхлей" и "Брусками", если искать эту связь лишь в литературных пределах. Чтобы понять, как возникают в одной литературе в одно время разные произведения, нужно искать не только влияния одной книги на другую, а влияния на все книги обстоятельств, в которых эти книги создаются. Эти книги создаются под воздействием реальной истории, по-разному воспринимаемой Тыняновым и Гладковым, Заболоцким и Лебедевым-Кумачом. Отличие одного писателя от другого в способе выражения мира, окружающего его, и значение написанного каждым из этих писателей находятся в прямой связи с тем, сколь полно и правильно эту реальную историю они, отразили.
Писатель на проблемы своего времени отвечает в форме, наиболее ему свойственной, но каждая форма выражения вызывается к жизни определенной общественной потребностью. Человек, пишущий исторический и психологический романы, не имеет разных проблем для исторического и для психологического романов, у него есть одна проблема, которую он разрешает в наиболее естественном для него жанре. Для Тынянова наиболее естественной формой разрешения проблемы был исторический роман.
Положение исторического писателя осложнено тем, что он испытывает влияние сразу двух исторических действительностей: той, о которой он пишет, и той, для которой он пишет. Влияние второй действительности в некоторые эпохи становится решающим. Это влияние оказывает существенное воздействие на отбор и освещение исторического материала*.
* Интересные соображения и характерные примеры, связанные с этой темой, имеются в статье Л. Цырлина "Советский исторический роман" ("Звезда", 1935, № 7).
Одной из определяющих особенностей советской исторической прозы всегда было стремление найти в прошлом факты, в которых были бы признаки будущего. (Часто это приводило к подчеркиванию таких явлений, которые лишь случайно и внешне были похожи на признаки будущего.) Тынянова, несомненно, в прошлом интересовало преимущественно то, что было не временным и преходящим, а то, чему суждено было оказывать длительное воздействие на судьбы людей. При этом творчество Тынянова обладает одной отличительной чертой, которая делает его явлением исключительным в истории нашей литературы: Тынянов не создал ни одного произведения на материале современной ему действительности, он весь в истории.
В отличие от А. Толстого, О. Форш и других советских писателей, работавших и на историческом и на современном материале, Ю. Тынянов за пределы исторического материала не выходил.
Из всего, что он написал, лишь несколько страниц имеют отношение ко времени, в котором он жил. На одной из них говорится о том, что "враг сломит себе зубы об его (Ленинграда. - А. Б.) каменные ребра", а также о Пушкине, Петре I, "Медном всаднике", А. Н. Воронихине, А. Д. Захарове, адмиралтейском шпиле, Наполеоне, Летнем саде, А. В. Суворове, о "всех Вильгельмах и Фридрихах-Вильгельмах", Марсовом поле, Ленине, Сталине. Большая часть этой страницы посвящена прошлому*.
* "Великий город Ленина". Литературно-художественный сборник. Куйбышев). Государственное издательство художественной литературы, 1942, стр. 50-51.
Вероятно, ответить на вопрос, почему писатель работает в историческом жанре, так же трудно, как ответить на вопрос, почему один писатель пишет стихи, а другой прозу. Но если Тынянов по случайно стал историком русской литературы и в истории русской литературы его преимущественно интересовали Кюхельбекер, Грибоедов и Пушкин, то, почему он написал романы о Кюхельбекере, Грибоедове и Пушкине, становится более понятным.
Исторический роман - это чаще всего форма познания действительности, а не способ ухода от нее. (Хотя лучшего способа уйти, вероятно, трудно сыскать.) Можно предположить, что если бы уход в прошлое для Тынянова был связан с попытками спрятаться, то его творчество ни сейчас, ни раньше, когда он жил, не имело бы серьезного значения. Что может убедительного сказать людям прячущийся человек? Самое убедительное, что он может сказать, это чтобы люди, следуя его примеру, тоже прятались. Тынянов, конечно, даже в то время, когда многие готовы были с особенной охотой внять именно такому призыву, говорил совсем иное. В своих романах он говорит примерно то же, что всегда говорила вся великая литература и о чем она переставала говорить лишь в беспросветные эпохи рабства, палачеств и безудержного верноподданничества. Во все другие эпохи великая литература настойчиво говорила:
Конечный вывод мудрости земной:
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идет на бой!
Несомненно, все друзья Тынянова по литературной группе, к которой он в 20-х годах принадлежал, знали и эти стихи, и то, что в них содержатся чрезвычайно полезные сведения. Но, в отличие от Тынянова, некоторые из его друзей по литературной группе и многие друзья из других литературных групп, или вовсе не имеющие отношения к группам, или не имеющие отношения к литературе, считали, что их это все не касается или что они уже сделали все необходимое, а оставшееся доделают неумолимые законы истории.
Присутствие Тынянова в нашем времени определяется не столько материалом, сколько отношением писателя к материалу. Так понять Пушкина, Грибоедова, Кюхельбекера, декабристов, Петра, Павла, Александра, Николая мог лишь человек, хорошо знающий, кто достоин и кто не достоин жизни и свободы.
Тынянов был исторически отзывчивым человеком, и поэтому его первый роман появился в то время, когда восстание на Петровской площади приобрело значение,которое никогда раньше ему не придавалось, потому что оно никогда так тесно не связывалось с другими эпоха ми, как связалось оно с той, в которой писатель жил.
Книга о Пушкине была начата в те годы, когда стали до статочно определенно выясняться возможности вэаимоотношений поэта и общества.
Книги Тынянова написаны о важнейших явлениях русской истории, и написаны тогда, когда эти явления начинали приобретать особенное значение.
Тынянов избегал работать на популярных анекдотах и знаменитых цитатах, соединенных пейзажами и объяснениями в любви. Он работал преимущественно на ма- лоизвестном материале, не вошедшем в хрестоматии. Но это не главное. Главным было осмысление материала, столкновение источников, извлечение из документа тайного значения. "Там, где кончается документ, там я начинаю"*,писал он. Он начинал и часто обнаруживал нечто совсем не похожее на тo, что было в документе, и обнаруживал то, что было спрятано документом. То, что он делал, было ново и раздвигало границы традиционных представлений. После Тынянова многие явления истории русской литературы в нашем сознании заняли большую площадь, чем та, которая отводилась им раньше. Теперь мы говорим как о чем-то привычном: "Грибоедов-дипломат", "архаисты". Это стало естественным, это вошло в историю русской культуры, с которой встречается каждый человек .после седьмого класса средней школы. Оказалось, что Кюхельбекер не только лицейский товарищ Пушкина, но и единственный поэт, продолживший рылеевскую тему после 1825 года. До Тынянова в сознании людей, кончивших не только семь классов средней школы, но часто и филологический факультет, Кюхельбекер занимал не больше места, чем ассирийский царь Сарданапал. Кюхельбекера в русской литературе не было, были редкие упоминания. Он попадался только в алфавитном указателе. Последний на "К". В "Истории русской литературы XIX века" под редакцией Д. Н. Овсянико-Куликовского во всех пяти толстых томах в общей сложности о Кюхельбекере сказано полстраницы. Сказано только в связи с кем-нибудь или с чем-нибудь: "Исторические песни" Немцевича вдохновляли Рылеева и Кюхельбекера"**. "Из них почти все, за исключением Одоевского, Погодина и Кюхельбекера, служили в это время в московском архиве министерства иностранных дел..."***. Единственное упоминание о его литературной деятельности дается в примечаниях и набрано мелким шрифтом. О том, что он поэт, переводчик, драматург, критик, о том, что "Аргивяне" были первой русской трагедией, написанной пятистопным ямбом, чему особое значение придавал Пушкин в связи со своей работой над "Борисом Годуновым", о том, что теоретические статьи Кюхельбекера играли серьезную роль в литературной борьбе 20-х годов, мы узнали от Тынянова.
