Сергей Колбасьев - Волга-мачеха
- Ничего особенного, - ответил Сейберт. Артиллерист вскипел и раздулся:
- Расстреляли, и ничего особенного? Так, да?
- Никого не расстреляли.
- Куда же его дели... твои любимые и налаженные? Твои! Да, твои! Теперь послужишь! - В голосе артиллериста не было и следа сонливости. Артиллерист трясся от ярости.
Надо думать - расстреляли капитана, Очень уж странен комиссар... Но Сейберт тряхнул головой и с пальца сбросил ленту.
- Пьян, Васька, чугунный зад! Супом опился! Успокой свою нервную систему! Артиллерист заклокотал.
- Василий Лаврентьевич, перестань сеять панику. Расстрелять нашего пожилого пижона не могли, потому - не за что. Старые традиции! Престиж! Взбодрился капитан, запротестовал и сел на некоторый промежуток времени. Только и всего... Следовательно, я попрошу судовых специалистов каждого проверить свою часть. Завтра выходим в операцию.
- К черту операцию! Не верю! Ничему не верю! - кипел артиллерист. - Пусть мне его покажут, иначе я не согласен служить! Пойду на расстрел, к чертовой матери, но не в операцию! Слышишь, большевик?
- Слышу. - Сейберт вдруг стал выше и суше. - Слышу и предлагаю желающим расстреливаться явиться к комиссару. Прочим рекомендую заняться службой.
- Правильно, - решил, вставая, механик. - Надо осмотреть донки. - И ушел.
Артиллерист сразу остыл и грузной тушей осел на
диване.
- Прытко начинаешь, Шурка... Посмотрим... - Покачал головой, пожевал губами и ушел стряпать, потому что был дежурным.
Штурман до обеда лег спать. Сон утоляет голод и примиряет с жизнью, а штурманская часть готова к походу.
12
В канцелярии жарче, чем обычно. События разворачиваются, а кочегары на том конце парового отопления не жалеют угля.
- Такие дела, ребятки.- Комиссар оглядел сидевших за столом и остался доволен. Эти пятеро не сдадут.
- Оружие отобрать, - сказал комендор Матвеев.
- Ничего не отбирать. Испугались, подумаешь, ихнего оружия. А для них оно - видимость. Поздно теперь отбирать - без него, может, хуже станут. - Комиссар говорил медленно, по очереди поворачиваясь к каждому из пятерых. - Оттого что думают на нас, будто командира пристукнули, - будут ласковы. Заберем в работу со всяким оружием.
- Не будем на берег пускать, - отозвался председатель коллектива.
- Зря мелешь, председатель. Арестуешь их, что ли? Какая тогда служба? Пускать-то будем, да только учредим надзор. Один командир сбежал, чтоб других не выпустить. Вот что.
- К белым сбежал? Как думаешь?
- А куда ему бежать-то? - Комиссар поднялся из-за стола и махнул рукой. Ладно. Даешь спать. Смотрите только, чтоб господа наши чего не напакостили.
- Не бойся, комиссар, посмотрим, - ответили пятеро.
13
Вот что случилось с Валерьяной Николаевичем Сташковичем.
Войдя в здание штаба вместе с комиссаром Шаховским, в совершенно пустом вестибюле он увидел пулемет. Пулемет стоял с продернутой лентой, готовый к бою и сплошь заплеванный семечками, и при виде его Валерьян Николаевич задумался.
Трудно идти на буксире революции, а главное - не к чему.
Он почувствовал себя вот этим, наверное, проржавевшим и определенно ненужным в вестибюле пулеметом. Никакой службы нет и быть не может.
Дойдя с комиссаром до двери с надписью мелом "Начальник штаба", извинился. Сказал, что по нужде на минутку отлучится, и вышел обратно через белый с облупленным золотом и зеленой сыростью зал.
От кислого махорочного духа перешел на улицу в резкий ветер и густую грязь. Выйдя, быстрыми шагами направился к Волге.
С верхней площадки высокой лестницы в последний раз взглянул на свой миноносец. Его он водил в боевые дни Балтийского моря и больше водить не будет.
Но сентиментальность была ни к чему, и миноносца за высокой, с резными украшениями пристанью почти не было видно.
Постоял немного над Волгой, пожалел о вещах, оставленных в каюте, и вернулся в город.
Улицы были пусты. Он шел долго и медленно, увязая в грязи, не замечая луж, пока на одном из желтых одноэтажных домов не увидел вывески врача по женским болезням.
В дверь этого дома постучался и, когда открыли, сказал хозяину, полному и взволнованному:
- Я пришел к вам как к интеллигентному человеку. ..
14
Представитель штаба оказался коренастым евреем в золотом пенсне и с редкой бородкой. Передавая Сейберту пакет с предписанием и любезно здороваясь, представился Горбовым.
- Рабинович, - неожиданно отрекомендовался судовой артиллерист.
- Это очень старый анекдот, - улыбнулся представитель штаба. - Горбов моя партийная кличка, но вам рано менять фамилию. Вы, кажется, Головачев?
- Он, несомненно, Головачев. Хороший артиллерист, но, к сожалению, глуп, не поднимая глаз от предписания, ответил Сейберт.
Когда снялись, представитель штаба попросил разрешения подняться на мостик. На мостике стал в сторонке, чтобы не мешать. Молча курил махорку.
Артиллерист, стоявший на вахте, искоса на него поглядывал. Странное начальство: сильно штатское и невзрачное, однако внушает уважение. Заранее знал, что зовут Головачевым. Обстоятельный мужчина.
Новый лоцман тоже оказался неожиданного типа. Седой и неразговорчивый. Он медленно проводил рукой по воздуху, точно ощупывая невидимые глубины, и острой ладонью назначал курс. Потом делал стойку, внюхиваясь в воздух и топорщась.
- Десять четвертей, - вдруг сказал он. - Стоп машина.
По камням на берегу и буруну посреди реки он прочел глубину на перекате. Она была недостаточна.
Сейберт застопорил машину и повернулся к лоцману:
- На самом глубоком месте?
- На иных вовсе сухо.
Миноносцу нужно семь с половиной футов, и никак не меньше. Это около тринадцати четвертей. Но возвращаться в Симбирск не следует. Сейберт два раза мелкими шагами обошел мостик и остановился перед артиллеристом. - Возьми шлюпку, Вавася пойдет на второй. Промерьте, что к чему. - И дал "малый назад", чтобы удержаться на течении.
На заднем ходу гремели тентовые стойки, и над ними черным тентом разворачивался тяжелый дым. Сверху летела дождевая пыль, а снизу горячим перегаром дышали передние вентиляторы. На мостике было скверно.
Наконец шлюпка вернулась. План промера - кусок расползшейся бумаги оказался неутешительным. Лоцман не ошибся.
- Го-го... - начал штурман.
- Допускаю, - перебил Сейберт. - Но на всякий сличай пройди к перекату и обставь вешками это самое узкое место. Здесь, где песок. Три вешки: начало, середина, конец - по прямой. Понятно?,
- Есть, - ответил штурман и, поскользнувшись, съехал по трапу на палубу.
Черти бы драли Шурку Сейберта! Капитанствует! Молоко в голову ударило!
Сполз в шлюпку, сел на мокрую банку и приказал отваливать.
