Милош Кратохвил - Ян Гус
Ремесленное производство и торговля быстро приносили гораздо большие доходы, чем медленно развивающееся сельское хозяйство, а поэтому город и горожане начали богатеть быстрее, чем феодальное землевладельческое дворянство. Понятно, что это не способствовало взаимной любви между горожанами и дворянством и, напротив, порождало постоянную то явную, то скрытую вражду и соперничество. Ведь обе эти части общества были и в самом деле совершенно различны: дворянин опирался на свои земли, которые были неподвижны и год за годом приносили приблизительно одинаковый доход, и на свою врожденную знатность. В противоположность этому горожанин, независимо от происхождения, производил, торговал, зарабатывал деньги, копил их, ссужал и одними только собственными силами (с помощью, конечно, тех, кого он для этого использовал) пробивался вперед. Прошло немного времени, и горожане стали ссужать деньгами дворян, а города — короля. Старая истина гласит, что кто сильнее экономически, тот превращается и в политическую силу, а когда осознает свою действенную мощь, то требует и добивается, чтобы ее признали все. Это признание должно выразиться в том, что с мнением экономически сильной личности будут считаться, что ее допустят к разрешению вопроса о судьбах страны и т. д.
Все это начали осознавать и требовать в Чехии города и сословие горожан в гуситскую эпоху.
В XIV веке королевские города начали с того, что пожелали, чтобы в рамках города горожане сами устраивали собственные дела, отвергая вмешательство королевских чиновников-дворян.
Уже одно это требование порождало напряженные отношения между основными элементами общества— между городами и дворянством.
Однако это не было единственным противоречием. Аналогичное соперничество, нараставшее веками, разделяло дворянство и короля. Денежное хозяйство способствовало более быстрому обогащению дворянства (хотя и не столь быстрому, как городов). Собственники земли, которым их крепостные платили дань натурой, теперь заменили ее денежным оброком (разумеется, оставив в неприкосновенности барщинную повинность). Денежные оброки позволяли дворянам накапливать капитал и использовать его. Усиливавшееся экономически дворянство добивалось у короля все больших политических прав, на что король шел очень неохотно, так как тем самым он ослаблял собственную власть. Именно в годы жизни Гуса, когда в Чехии правил Вацлав IV — государь, не отличавшийся особой силой, — борьба между королем и дворянством приобрела очень острые формы, и Вацлав IV даже дважды оказывался в плену у могущественных панов[9].
Третьим и самым сильным источником напряжения и раздоров была в тогдашнем обществе церковь, В начале XV века церковь была самым могущественным феодалом в Чехии. Ей принадлежала половина всей обработанной земли в Чешском королевстве! И церковь, в свою очередь, очень ловко использовала в своих Интересах денежное хозяйство, так как она располагала складывавшейся веками прекрасной организацией, простирающейся по всему христианскому миру. Из всех стран Европы, которые признавали крест, а тем самым и папу, в Рим стекалась непересыхающим и все более усиливающимся золотым потоком папская доля десятины [10] и других церковных поборов. Каждое духовное учреждение, каждый, кто получал приход, епископство, аббатство и т. д., уплачивали определенную дань Риму. Рим, собственно говоря, продавал духовные должности, мало этого — он продавал и право на ожидание должностных мест, которые только в будущем должны были освободиться, продавал он первую, вторую, третью очередь на одну и Ту же должность, а если являлся новый, особенно богатый претендент, он мог купить более близкую очередь и обойти предшествующих «покупателей». Церковь разыскивала и закрепляла за собой — часто довольно бесстыдно — завещания имущества «для спасения души» умершего и требовала платы за все церковные обряды от крестин и исповеди вплоть до окропления могилы и заупокойной обедни. Когда же папская казна особенно остро нуждалась в деньгах, она прибегала к таким источникам доходов, как продажа индульгенций; верующий мог купить за деньги отпущение вины и грехов (иногда даже и тех, которые он только собирался совершить).
Ясно, что церковь, всеми признаваемая за верховного владыку и духовного наставника, высасывала деньги из всех слоев тогдашнего общества — от богатейшего феодала до деревенского бедняка.
Так росло напряжение и раздоры, строго говоря, между церковью и всеми остальными сословиями. И это напряжение носило не только экономический, но и политический характер. Сосредоточив все свои интересы прежде всего на увеличении доходов, на накоплении денег и земельной собственности, папа стремился тогда и к расширению светского папского государства[11] — церковь начала пренебрегать всеми другими своими функциями и обязанностями. Она перестала заботиться об отправлении церковных обрядов, разлагалась морально, а во времена Гуса дело дошло даже до ее раскола: появились одновременно три папы (два в Италии и один во Франции, из которых каждый провозглашал себя единственна, настоящим, и все трое предавали друг друга анафеме, причем каждый объявлял других дьявольскими антихристами).
Так при взгляде на общество того времени выясняется, что, собственно, все его элементы находились в состоянии взаимного соперничества и в борьбе всех против всех, а это означало, что существовавший общественный строй не мог уже удерживать общество как единое целое, не отвечал больше его потребностям и близился к распаду, ибо он базировался на отживавшей уже феодальной основе. Феодальная основа, некогда удовлетворявшая людей, занимавшихся сельским хозяйством и живших доходами с земли, не удовлетворяла и не могла удовлетворять общество, которое чем дальше, тем все больше опиралось на ремесленное производство, торговлю и денежное хозяйство.
Издавна известно, что если два человека производят товар и торгуют, то тот, кто располагает большими средствами, быстро богатеет и входит в силу, в то время как другой остается позади и часто разоряется окончательно.
То же самое происходило и в обществе, во всех его частях в начале XV столетия. И постепенно каждое сословие стало делиться внутри себя на преуспевающих и разоряющихся.
Дворянство дифференцировалось: с одной стороны — собственники владений, так называемые паны; им принадлежали огромные земельные угодья, которые они непрерывно увеличивали, округляли, получая с них возраставшие доходы (например, в южной Чехии — род Рожмберков); с другой стороны — низшее дворянство, рыцари и земаны, которые, наоборот, беднели. Почему? Потому, что мелкие хозяйства не могли выдержать конкуренции с крупными поместьями панов и к тому же не могли увеличиваться, так как у владельцев их не было денег на покупку новой земли, да и паны не стали бы продавать ее земану, так как сами стремились скупать новые наделы. Если же у такого небогатого дворянина были сыновья, ему оставалось только разделить между ними свое имущество; сыновья, в свою очередь, делили его между внуками, и так до тех пор, пока родовой надел не становился до того мал, что уже не мог прокормить хотя и «высокородного», но обедневшего владельца. В конце концов рыцарь или земан покидал родное гнездо и отправлялся на поиски пропитания на чьей-нибудь «службе» — большей частью на военной службе у короля или у какого-нибудь могущественного пана. Такова, например, была судьба и Яна Жижки из Троцнова.
