Егор Гайдар - Смуты и институты
Каковы признаки завершения династического цикла? Нет центра, способного обеспечить порядок, собрать налоги, содержать армию, платить чиновникам. Монополии государства на применение насилия тоже нет. Налицо кризис систем ирригации и водного транспорта, трудности в обеспечении столицы зерном, неспособность правительства оказывать эффективную помощь населению при неурожае. Результат смуты – усталость от анархии, запутанные отношения собственности, разграбленная казна. Слабость государства растягивается на многие годы.
Жизнь во время смуты непривычна, тяжела и опасна. Отсюда мечты о восстановлении старого порядка. Люди забывают, как ненавидели сборщиков налогов, завидовали привилегиям вышестоящих сословий. Они помнят лишь о том, что раньше был порядок.
Революции – утверждение новых институтов
В XI–XII веке в Западной Европе появились города-государства, отличные от полисов античности, но имевшие представительные собрания, определявшие, как должны собираться налоги, на что должны расходоваться государственные средства. Укоренялось представление о священном праве частной собственности, о праве «лучших людей», т. е. тех, кто платил налоги, управлять делами государства. К XVIII веку беспрецедентные по масштабам институциональные изменения сделали страны Западной Европы непохожими на остальной аграрный мир. Они открыли дорогу ускорению социально-экономического развития, процессу, который позже получил название «современный экономический рост»7.
По современным меркам, социальные перемены шли неспешно. Традиции оставались становым хребтом европейского мира.
Однако постепенно трансформировалось отношение к новшествам, изменяющим привычные установления. Распространялось представление об изменениях как о средстве, позволявшем снять преграды на пути развития общества. Они повышают уровень благосостояния, увеличивают финансовые ресурсы государства. Если для традиционных аграрных обществ связанные с переменами потрясения – синоним беды, то в Западной Европе, европейских переселенческих колониях отношение к изменениям в жизни общества становилось иным. С ними стали связывать исправление несовершенств существующего порядка, создание предпосылок лучшей жизни.
В первых революциях XVII–XVIII веков – голландской, английской, американской – роль традиции была еще сильна8. Лидеры голландской революции ссылались на установления, дарованные Бургундским домом. Английская революция XVII века была реакцией на попытки королевской власти изменить организацию жизни страны, отказаться от привычных прав и свобод9. Во время революции традиционная система отправления правосудия пострадала, но не была полностью дезорганизована. Несмотря на гражданскую войну, государственные финансы не рухнули. Парламент вотировал сбор налогов, которые раньше отклонял как несправедливые. Лидеры нового режима осознавали, как легко свергнуть новую власть, за которой не стоит традиция10, поэтому пытались помириться с Карлом I, понимали, что без этого стабилизировать новую власть трудно.
Противники французской революции приводили в качестве доказательства её принципиального отличия от английской именно сохранение в Англии социальной стабильности на фоне гражданской войны XVII века. Но эти отличия не надо абсолютизировать11. Традиции рушились и в Англии. В обществе, лишенном ограничений, налагаемых традицией, насилие становится ключевым доводом в споре. Неспособность правительства контролировать применение насилия – характерная черта периода английской революции. С этим были связаны перебои в снабжении городов продовольствием.
Гражданская война потребовала формирования постоянной армии. Парламент проголосовал за налоги, необходимые для её содержания. Но гражданские власти не могли эффективно собрать эти налоги и не могли распустить армию12. Это стало ключевой проблемой времен английской революции. Для её решения в 1642 году было конфисковано 2,5 миллиона акров земли, принадлежавших ирландским повстанцам. Они служили гарантиями займов, привлеченных для финансирования военных действий в Ирландии. Операции с бумагами, обеспеченными ирландскими землями, которыми английские власти гасили неплатежи армии, были массовыми. Офицеры скупали их у солдат. Примерно две трети земель в Ирландии перешли в руки новых собственников13. С точки зрения современников, её передел, связанный с конфискацией имущества сторонников короля, выкупом владений под угрозой изъятия властями, перераспределением ирландских земель, был беспрецедентным явлением14. Однако по масштабам «великих революций»15 объемы перераспределения собственности были весьма скромными. И предопределялось это именно сохранением системы отправления правосудия, традиционных установлений в сфере земельной собственности.
Лидеры американской революции также апеллировали к традициям. Восстание североамериканских штатов стало ответом на нарушение английским правительством привычных установлений, при которых налогоплательщики были представлены в парламенте. её лозунг был: «Нет налогообложения без представительства!». Американские Штаты могли опираться на долгую традицию самоуправления. Роль королевской администрации в организации ежедневной жизни была ограниченной, государственные расходы низкими, бюрократический аппарат – слабым. Казалось бы, колониальную администрацию легко заменить новыми органами власти. Но и здесь революция – это финансовые неурядицы, неспособность государства вовремя платить армии, инфляция, масштабное перераспределение собственности. Перечитывая то, что писали современники событий, нетрудно увидеть: они говорят о проблемах нестабильного общества, в котором рухнули привычные институты16.
Голландская революция оказала лишь ограниченное влияние на доминирующие в Европе представления о должной организации общества. Иное дело – английская. Английские институты изучали, ими восхищались французские мыслители эпохи Просвещения. Однако влияние на европейский мир инноваций, связанных с французской революцией – от равенства граждан перед законом до призыва на воинскую службу, – далеко превзошло все, что было связано с предшествующими ей революциями.
Лидеры французской революции уже не апеллировали к традиции. Речь шла о разрыве со старым порядком, попытке перестроить общественную жизнь на новых основах. Интеллектуальная атмосфера революционной Франции была проникнута идеей о возможности и необходимости глубоких социальных и политических изменений.
