Лея Трахтман-Палхан - Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву
В другой раз отец рассказывал нам, как его спасли деревенские крестьяне, которые наблюдали, как евреев расстреливают, а их тела кидают в реку. Когда дошла очередь до папы и его повели на расстрел, крестьяне начали умолять бандитов пощадить папу, так как он – добрый еврей, всегда дающий продукты в долг. Они сказали, что его лавка расположена неподалеку, и он отдаст им все, что там имеется, ради спасения жизни.
Группа бандитов повела папу в сторону магазина. Они шли, подталкивая его вперед своими винтовками. Издалека отец увидел, что двери его лавки распахнуты, т. е. лавка ограблена. Вдруг он заметил знакомую торговку-украинку из деревни, продающую папиросы, которая часто занимала у него деньги. Тогда он попросил у нее в долг двадцать коробок папирос, но та ему отказала. Погромщики продолжали подталкивать отца в сторону его лавки. Когда он зашел в свой магазинчик, то с ужасом увидел, что магазин полностью разграблен, а все полки пусты. Тогда он вспомнил, что за день до этого он привез из Умани ящик с конфетами и положил их в шкаф под прилавком. Он нагнулся, нашел их на месте и поставил на прилавок. Бандиты накинулись на конфеты, и отец мой сбежал. Таким образом, крестьяне соседней деревни дважды спасали жизнь моему отцу.
Третьим (и последним) местом жительства нашей семьи в городке был дом моего дяди Хаима, расположенный напротив синагоги справа от конфетной фабрики. Часть его занимала семья дяди Хаима, который сам был в Америке, а в другой части жили мы. Окно нашей квартиры выходило на дорогу, которая вела от рынка в сторону дома бабушки за город, в Кенеле. Напротив нашего окна стоял богатый дом с красивым садом, о котором я пишу в предисловии. Во время одного из погромов этот дом и его прекрасный сад были сожжены до основания: остались лишь одни черные угольки.
Вот одно из моих воспоминаний тех времен. Ночь. Я лежу в постели, прикрытая периной, между мамой и папой. Я проснулась от страшных криков людей, зовущих на помощь. Их убивают! Это происходит за стеной с окном, у которой стоит наша кровать. Я чувствую: даже мама и папа – эти большие, сильные, любящие меня родители, не в силах уберечь меня от того страшного, что происходит с людьми за стеной.
Другое воспоминание. Утро. Кто-то заходит и говорит, что видел на мосту бандитов. Мама хватает нас, детей, и в испуге бежит с нами в сторону реки. Вокруг реки растет высокий камыш. Мы между стеблями в воде. Мама несет Мирьям на руках, а мы с Товой держимся за ее юбку с обеих сторон. Мы движемся в глубь камышовых зарослей, и вода доходит нам с Товой почти до шеи. Впереди нас бежит группа молодых людей: три-четыре парня, с ними девушка. Девушка стриженая, с непокрытой головой. Наверное, была одна из «передовых», так как девушки в местечке заплетали косы и носили головные платки. Мама, обращаясь к ним, умоляет: «Возьмите девочек на руки, они могут утонуть!» Девушка оборачивается к нам, хочет помочь, но парни не позволяют ей, с силой тянут ее за собой. Она вторично оборачивается, порываясь помочь, но парни не дают ей это сделать, и они убегают, скрываясь впереди. Вдруг с левой стороны показалась кочка, выступающая из воды. Мама подняла нас на кочку, и мы уселись с ней у кустов. Было лето, солнце светило ярко. Перед нами появилась цапля. Она прошла гордо и спокойно, не замечая нас. Я впервые увидела такую большую птицу.
Вечерело. Мы сидели, прижавшись к матери, голодные и напуганные. Вдруг мы услышали голос папы, зовущего маму: «Хая, Хая!» Обернувшись на голос, мы увидели за кустами реку, а на противоположном берегу папу на фоне крестьянских дворов. Река была узкой в этом месте. Я не помню, как отец перевел нас через реку, но мы прибыли благополучно домой. По-видимому, девушка, вернувшись в городок, сообщила семье о нашем местонахождении. Когда мы вошли в дом, то застали там бабушку Енту. Она укоряла маму за то, что та хватает детей и убегает, не разобравшись, кто пришел в местечко. А это были большевики, которые не убивали евреев, а только грабили зажиточных. Мама сидела молча, с опущенной головой, и снимала пиявку с ноги.
Из-за боязни пожаров мы скрывались в домах на окраине местечка недалеко от украинской деревни. Однажды мы прятались в доме старой вдовы. Мы сидели с мамой на кушетке около входной двери. Вдруг в дом вошли три бородатых мужика. Они угостили нас, детей, семечками и вошли в комнату, подошли к двери, расположенной напротив входной, и открыли ее. Комната была полна молодых девушек, которые подняли страшный крик. Старая женщина начала умолять не трогать девушек. Показывая на свою швейную машинку, она обещала постирать и починить им одежду. Девушки все это время продолжали кричать и плакать. По-видимому, это были крестьяне, присоединившиеся к бандитам, чтобы пограбить. Они повернулись и вышли из дома.
Помню я и другой случай. Мы бежим в сторону деревни. Мама держит Мирьям на руках, а мы с Товой держимся за полы ее платья. Мама была маленькая, рядом с ней бежит высокая женщина с ребенком на руках. Нас преследует молодой бандит с винтовкой. Мы слышим его смех. Наш страх развлекает его. Мы бежим что есть силы, а он продолжает гнаться за нами с протянутой винтовкой. Мы добрались до строящегося дома в поле, расположенного между местечком и деревней. Там нет еще пола, окна еще не застеклены. Мы сидим вдоль стен под окнами вместе с другими семьями. По-видимому, сидели мы там долго. Мы голодны и просим у мамы дать нам что-нибудь поесть. Она не может больше выносить наш голодный плач и решается выйти в городок, где орудовала очередная банда, чтобы поискать для нас еду.
Мы входим в городок. Мы уселись на пороге одного из первых домов, двери которого раскрыты: внутри никого дома нет. Я не помню, нашла ли там мама какую-нибудь еду для нас. Улица пустынна. Вдруг перед нами появляется бандит в синей шапке с красной полоской. Он требует золота. Мама отвечает ему, что это – не ее дом, что нет у нее ни золота, ни денег, дети голодные. Он угрожает, что вернется через полчаса и, если не получит золота, заберет меня. Я помню страх, охвативший меня, когда он указал на меня пальцем. Ведь я уже знала, что мама не в силах защитить нас. Только бандит отошел от нас и завернул в соседний переулок, появились гурьбой дети дяди Хаима, мать которых умерла незадолго до этого. Младших детей вела старшая дочь семьи Хая. Они так обрадовались, увидев нас в опустевшем городке, что кинулись к нам с криком радости: «Тетя Хая! Тетя Хая!» А мама сердито накричала на них: «Как это вы, взрослые девушки, остались в городке, когда тут банда! Бегите быстрее прятаться!» Они убежали разочарованные, брошенные на произвол судьбы, лишенные поддержки взрослых. Я помню охватившую меня острую жалость к ним.
