М. Колесникова - Рихард Зорге
Должно быть, этот юноша, поднявший руку на Габсбургов, на Франца-Фердинанда, добивавшегося уничтожения государственной независимости Сербии, считал себя патриотом и вовсе не помышлял о славе Герострата; он был мстителем, а газеты возвели его в ранг величайшего провокатора. Казалось бы, такой человек, спровоцировавший грандиознейшую из войн, должен стать героем века.
Но как ни странно, его вроде бы сразу забыли, тем самым подтверждая, что личность сербского гимназиста, в общем-то, никакого значения не имеет. Зато щедро писали о рынках, о превосходстве немецкой расы, о великой Пруссии, о превосходстве германской армии по численности, боевой подготовке и вооружению над армиями Антанты, о культе силы оружия и войны как «части мирового божественного порядка», о том, что ум немецкого народа со времени Фридриха II всегда был направлен на усовершенствование войны и что к враждебным народам нужно применить свои законы войны. Из нафталина вытащили шестидесятисемилетнего Гинденбурга и поставили во главе 8-й армии. Некто Фриманн пророчествовал: «Война будет иметь целебное свойство, даже если ее немцы и проиграют, ибо наступит хаос, из которого выйдет диктатор». Берлинское правительство, увлекаемое слепой пангерманской партией, явно было опьянено своим могуществом. Сила создает право! Эта немецкая война должна завершить дело Бисмарка и воскресить от долгого сна Священную Римскую империю германской нации. Не может заблуждаться та мораль, за которой стоит сила… и да здравствуют «Великогерманский рейх» и «Мировая империя из государств германского типа».
«В школу я так и не вернулся, выпускные экзамены не сдавал и сразу добровольцем пошел в армию. Что толкнуло меня на это? Горячее желание начать новую жизнь, покончить со школярством, стремление освободиться от жизни, которая 18-летнему юноше казалась абсолютно бессмысленной. Имело значение и общее возбуждение, вызванное войной. О своем решении я не сказал никому – ни товарищам, ни матери, ни другим родственникам».
Старшего брата призвали в первый же день войны и отправили в Восточную Пруссию.
Рихард проходил подготовку в одной из военных школ, находящихся в окрестностях Берлина.
После шестинедельного обучения весь выпуск школы был направлен на фронт, в Бельгию. Здесь, в районе реки Изер, развертывалось ожесточеннейшее сражение. Еще 4 августа немецкие войска вторглись в Бельгию. Бельгийская армия сразу же откатилась к Антверпену; немцы с триумфом вторглись во Францию и скоро подошли к Парижу. Но после сражения на Марне германские войска потерпели поражение и вынуждены были поспешно отойти. Французов и англичан спасли русские, которые в это время перешли в наступление там, в Восточной Пруссии. А здесь, во Франции, фронт растянулся теперь до Северного моря. Обе стороны постепенно переходили к позиционным формам борьбы. Как бы там ни было, но французский шантеклер так и не попал в немецкий суп.
Изер – неширокая река с очень медленным течением и низкими берегами, в которой прилив и отлив заметны даже выше Диксмюда. Здесь Зорге и его товарищам пришлось рыть окопы, и это оказалось нелегким делом. На глубине нескольких сантиметров появлялась вода, так как вся местность находится ниже уровня моря.
24 октября немецкие войска перешли в атаку по всей линии Изера и прорвали линию обороны бельгийцев, французов и англичан. Зорге находился в 4-й армии, состоявшей из свежих корпусов, укомплектованных преимущественно университетской молодежью. Здесь господствовал «германский дух». Уверенность в победе была безусловная. А уверенность подкреплена мощной техникой: гаубицами, минометами, аэропланами, бронемашинами. Нет, обломки бельгийской армии не могут задержать эту грозную лавину, которая покатится в Кале, где должна решиться победа Германии!
Изер форсирован немцами. Но в Ньепоре существуют шлюзы, которым немецкая разведка не придала никакого значения. И вот 28 октября бельгийцы открывают шлюзы. Мутные воды устремляются на германскую армию. Рихард Зорге барахтается в воде, захлебывается от черной жидкой грязи. Тонут солдаты, тонут орудия и минометы. А в сумерки зуавы, пешие егеря, сенегальские стрелки и бельгийские подразделения обрушиваются на ошеломленных наводнением немцев, и те поспешно бегут за Изер. Путь на Дюнкерк и Кале по побережью для германской армии закрыт. Десять дней беспрестанных атак и контратак. Брошена в бой дивизия эрзаца. Брошена лаyдверная бригада. Они полностью истреблены. Надежды на молниеносную победу потонули в вязком иле Изера. Немецкое командование намечает прорыв фронта у Ипра, этих ворот во французскую Фландрию. По образному выражению французского маршала Фоша, здесь «встречные усилия обоих противников приводят к столкновению, слепому в своей грубой силе и стремительности, а также исключительному по своей продолжительности. Немцы разыгрывают свою последнюю карту и пытаются провести свою последнюю маневренную операцию на Западном фронте». Это великое столкновение вошло в историю как «свалка во Фландрии». Потери обеих сторон были очень велики. Газета «Франкфуртер цайтунг» писала о немецких потерях: «Эти полки пошли па смерть. В этот день были принесены огромные непоправимые жертвы. Туманные осенние дни воскрешают во многих из нас ужасные воспоминания, живую и безутешную скорбь». Ей вторила «Лoкаль анцайгер»: «Никогда еще равнины Фландрии так обильно не орошались кровью, и, к несчастью, кровью пашей молодежи…» Гёте, повсюду ищущий и находящий закономерности, определял войну как заболевание целого общества. У каждой эпохи есть своя «основная болезнь…».
Кровь и трупы. Горы трупов. В окопе, в грязи лежит солдат Рихард Зорге. Дождь моросит вторую педелю. Гул канонады не утихает ни днем, ни ночью. Равнина, плоская, как стол. Ни бугорка, ни рощицы. Низменность, отвоеванная у моря. С незапамятных времен эти места служили районом вторжения из Центральной Европы на Запад. Зорге думает о войне, мысленно спорит с философом Ницше, апостолом культа силы, разбоя и грабежа. «Хорошая война освящает любую цель… Для зла есть будущность, придет время, когда народятся большие драконы…» – утверждает Ницше, кончивший свои дни в психиатрической лечебнице. Он открыто приветствовал все «характерные черты жизни: несправедливость, ложь, эксплуатацию». Откуда у этого человека, родившегося и выросшего в самой мирной стране – Швейцарии, столь воинственные юнкерски-прусские наклонности? А что, если его темный мозг безумца ясно представлял, как выползают эти «большие драконы»: подводные лодки, аэропланы, дирижабли, мортиры, воинственные генералы, государи, президенты, Антанта, Тройственный союз, коалиции?
