Станислав Ваупшасов - На тревожных перекрестках - Записки чекиста
Очень часто наша оборонительная позиция носила характер засады. Мы поджидали неприятеля на выгодном для себя рубеже, тщательно замаскировавшись и распределив сектора обстрела. Головные дозоры вражеской колонны мы пропускали без единого выстрела, а когда основные силы приближались на 100–200 метров, открывали огонь залпами. Дисциплинированность и стойкость красных стрелков, внезапность огневого налета всегда приносили успех.
Но и врагу порой удавалось обходить наши опорные пункты и прорываться в тыл. Наряду с белополяками в таких рейдах участвовали различные банды. Немало хлопот доставили нам конные отряды атамана Семенюка. Это был белорусский батька Махно, его недолгая разбойничья карьера чем-то походила на судьбу известного украинского анархиста.
Семенюк был родом из Борисовского уезда, происходил из крепких середняков, служил в царской армии, показал себя храбрецом в империалистическую войну. После революции он перешел на сторону Советской власти и стал первым комиссаром Холопенического волревкома в своем уезде. Его решительности и мужеству мог позавидовать любой, однако политически он не созрел и не соответствовал должности. От природы склонный к крайностям, он скоро начал предаваться левацким загибам. В качестве главы волостного ревкома Семенюк стал расстреливать без суда и следствия всех сколько-нибудь провинившихся людей. Об этом произволе узнали в уездном центре, последовал приказ арестовать и доставить его в Борисов. По пути Семенюк бежал из-под стражи и укрылся в лесу. Несмотря на кровавые акции, его авторитет в уезде был все еще высок. Вокруг беглого арестанта стали сплачиваться разного рода авантюристы и проходимцы. Из истории партии мы знаем, как часто крайние левые элементы смыкаются с самыми правыми силами и затем полностью переходят на их платформу. Так произошло с бывшим комиссаром ревкома Семенюком — он стал оголтелым контрреволюционером, откровенным белогвардейским бандитом.
Бороться с бандитскими рейдами по нашим тылам было чрезвычайно трудно. Войск Западного фронта едва хватало, чтобы сдерживать напор белопольских армий на передовой линии, а уж для тыла вооруженной силы не оставалось. Пользуясь этим, Семенюк и другие батьки поменьше калибром громили населенные пункты, грабили жителей, вырезали партийный и советский актив, устраивали дикие варфоломеевские ночи, глумились над безоружными людьми, старательно избегая встреч с частями Красной Армии. Но возмездие ходило по пятам за белыми бандами.
В начале 1919 года мне довелось участвовать в подавлении белогвардейского мятежа в Гомеле, организованного черносотенцем штабс-капитаном Стрекопытовым.
Время на войне очень емкое, вмещает в себя много всего. Со мной часто беседовал наш командир роты Григорий Поздняков, бывший питерский слесарь, член партии. Он давал мне читать книги и брошюры, объяснял трудные места в них, одним словом, политически меня просвещал. В свою очередь я стал делиться знаниями с другими бойцами, и это не оставалось незамеченным. Вызвали меня в политотдел дивизии, говорят:
— Как смотришь, если пошлем тебя на военно-политические курсы Западного фронта? Вернешься политруком.
— А долго там учиться? — спросил я.
— Шесть месяцев.
Срок показался мне слишком большим. Полгода за книжками! Да за это время и война может закончиться. Не поеду! Я так и сказал. Меня стали убеждать, что врагов на мою долю останется еще достаточно, однако переупрямить меня не смогли. И… применили военную хитрость.
Вызывают снова в политотдел, вручают пакет с сургучными печатями. Приказывают доставить в Реввоенсовет фронта, в Смоленск. Беру под козырек, делаю налево кругом и еду выполнять приказание.
Приехал в город, доставил пакет члену Военного совета фронта товарищу Пупко. Он его вскрыл, прочитал бумаги и говорит:
— Вы прибыли первым. Устраивайтесь пока что, отдыхайте.
На моем лице недоумение.
— Куда я первым прибыл?
— На курсы, — отвечает. — Вот в пакете направление от дивизии, вот личное дело.
Я встал на дыбы, строптивый был.
— Не хочу на ваши курсы! — закричал. — Воевать хочу. Меня обманули, я не знал, что в пакете!
Член Военного совета спокойно меня вразумляет:
— Что же вы на меня кричите, молодой человек? По возрасту я вам в отцы гожусь, был в подполье, в эмиграции и много где еще, но такого крика не слыхал.
— Виноват, — говорю, — прошу извинить.
— Война так быстро не окончится, как вы думаете, — продолжает товарищ Пупко. — Мировой капитализм предпримет против нас еще не один крестовый поход, и нам надо встретить его во всеоружии. Политические знания, большевистское слово — это цемент, скрепляющий Красную Армию, и нам крайне нужны кадры хорошо подготовленных политработников. Имея их, наша армия станет еще сильней и сможет разгромить любых врагов. Следовательно, ваше место на военно-политических курсах. Зачисляю вас слушателем, желаю успехов в учении.
Ну что тут возразишь!
Из нашей дивизии прибыло еще 7 человек, приехали товарищи из других соединений, стали учиться.
Прошло полгода. Выпускники курсов получили назначения. Я хотел вернуться в свою 8-ю стрелковую дивизию, но меня послали в 17-ю. Она состояла почти сплошь из фронтовиков старой царской армии, которые участвовали в знаменитом Брусиловском прорыве, была закалена, боеспособна, а коммунистов среди ее личного состава было очень мало.
Командиром 151-го полка, в котором мне предстояло стать политруком роты, был Глотов, орловский парень, старший унтер-офицер царской армии, храбрый и решительный человек. С ним я прежде всего и познакомился. Комиссара в полку почему-то не было, не то выбыл, не то заболел, и мне пришлось часто общаться с Глотовым. Это был одаренный командир, пользовался у фронтовиков большим авторитетом, но частенько выпивал, и потому от начальства ему нередко перепадали разные неприятности, вплоть до временного отстранения от должности. К политическим работникам он относился по-товарищески, понимал их необходимость в новой армии, заботился о них.
Меня он принял радушно, познакомил с обстановкой, рассказал, что собой представляют бойцы и командиры полка.
— В общем народ у нас неплохой, имеет большой боевой опыт, хорошо дерется, а в политике слаб. Но тут, как говорится, вам все карты в руки, — сказал он в заключение, — работайте.
Политический уровень бойцов роты был действительно невысок. Но я сумел довольно скоро завоевать у них доверие, ко мне стали прислушиваться, все чаще соглашались со мной и однажды заявили удовлетворенно:
— Теперь видим, что ты большевик, а не коммунист.
