Лия Лозинская - Во главе двух академий
Но одним шутовством дело не ограничивается. 24 апреля 1762 г. Петр заключает позорный мир с Фридрихом II, уступая ему завоевания русской армии. Более того, он присоединяет свои войска к прусским, чтобы вместе с ними действовать против австрийцев, в союзе с которыми русская армия вчера еще воевала против пруссаков. Событие это, с недоумением воспринятое в придворных кругах, а среди солдат и офицеров вызвавшее громкий ропот возмущения, отмечается во дворце парадным обедом.
В интересах своего Голштинского герцогства Петр затевает войну с Данией, для России абсолютно бессмысленную. Требует, чтобы в поход отправилась и гвардия, чем вызывает ее особое недовольство.
Дашкова рассказывает о том, как на одной из обычных дворцовых пьянок, еще до заключения официального мира с Пруссией, Петр откровенно хвастался тем, что во время войны он сообщал Фридриху обо всех тайных повелениях, посылаемых в русскую действующую армию.
«Поутру быть первым капралом на вахтпараде, затем плотно пообедать, выпить хорошего бургундского вина, провести вечер со своими шутами и несколькими женщинами и исполнять приказания прусского короля — вот что составляло счастие Петра III, и все его семимесячное царствование представляло из себя подобное бессодержательное существование изо дня в день, которое не могло внушать уважения…»
Талантливо написано — энергично, образно! И все же характеристика царствования Петра III в «Записках» Дашковой в достаточной мере субъективна. Екатерина Романовна обходит молчанием немаловажные законодательные акты, опубликованные во время этого короткого царствования. Манифест о вольности дворянства — освобождение от принудительной 25-летней службы, военной или государственной, которое должно было обрадовать очень многих, а отнюдь не узкий круг придворного дворянства, занимавшего высшие должности: они-то как раз, писал историк С. М. Соловьев, «имели все побуждения продолжать службу, дававшую им значение и выгоды». Последовавший затем указ о ликвидации Тайной канцелярии, где формально упразднялось «слово и дело государево» как система сыска. Канцелярия давала возможность, говорилось в этом указе, «злым, подлым и бездельным людям… злостнейшими клеветами обносить своих начальников или неприятелей… Ненавистное выражение „слово и дело“ не долженствует отныне значить ничего, и мы запрещаем — не употреблять онаго никому».[20]
Велика ли была роль самого Петра III в появлении этих манифестов? Установилось мнение, что незначительна: человек слабохарактерный, Петр III предоставил управление высшей администрации (А. И. Глебову, М. И. Воронцову, Д. В. Волкову), она и привела некоторые мероприятия в интересах дворянства.
С. М. Соловьев не опровергает рассказа французского историка Жана Кастера о том, что манифесты о вольности дворянства и об упразднении Тайной канцелярии были переданы канцлером Воронцовым адъютанту Петра III А. В. Гудовичу, а последним — императору, который, не рассматривая их, прочел в сенате…[21]
Впрочем, ссылаясь на свидетельства (нередко анекдотические) и исследования, не будем забывать, что изображать Петра III эдаким недоумком стало своего рода исторической традицией. Одни внесли в нее свою лепту, не умея быть объективными (Дашкова), другие — демонстрируя на этом колоритном примере «повреждение нравов» в самых верхах общества (Щербатов), третьи, официальная историография, — желая прославить потеснившую Петра с престола «Премудрую Великую Матерь Отечества» (этот титул, где каждое слово писалось с заглавной буквы, был поднесен Екатерине II 27 сентября 1767 г. и вошел в Полное собрание законов за № 12978).
Может быть, не так непричастен был Петр Федорович к упразднению Тайной канцелярии, к некоторым другим манифестам и замыслам манифестов? Да уж очень неумело, истерично, без учета реальных обстоятельств Петр III за них брался, наживая с каждым шагом все больше врагов.
Намерение отобрать у монастырей землю и крепостных вызвало негодование духовенства. Роспуск лейб-кампании насторожил гвардейцев, а слух о том, что гвардия — дворянские сыны, — не воевавшая уже четверть века, будет тянуть ту же лямку, что и армия, состоявшая из простолюдинов, вызвал в гвардии недовольство.
28 июня 1762 г. силами гвардейских полков Петр III был свергнут и на престол была возведена Екатерина.
Какова роль Дашковой в этом перевороте? Должно быть, меньшая, чем, судя по «Запискам», представляется ей самой.
Через мужа, служившего в Преображенском полку, она знала многих гвардейских офицеров, недовольных Петром, подогревала это недовольство разговорами об опасности, которая грозит Екатерине и наследнику, если Петр узаконит свои отношения с Елизаветой Воронцовой (а он якобы собирался это сделать).
Среди близких Дашковой молодых гвардейцев — поручик Пассек и капитан Бредихин из Преображенского полка, офицеры-измайловцы — Ласунский, братья Рославлевы… Роль всех их в последующих событиях оказалась несравненно менее значительной, чем той части гвардии, недовольство которой разжигали и направляли братья Орловы, более тесно связанные и с низшими военными чинами, и с душой заговора — Екатериной.
А Екатерине Романовне казалось, что она стоит во главе целой партии заговорщиков, и эта ее «партия» — единственная! Она ведь твердо решила, что совершит государственный переворот и они с Екатериной Алексеевной осуществят прекрасные рекомендации своих философских наставников!
Бывало от молодой самоуверенности Дашкова даже пыталась открыть глаза на готовящиеся перемены людям, несравненно более опытным и лучше ориентированным, чем в ту пору она, — гетману Малороссии командиру измайловцев Кириллу Григорьевичу Разумовскому и воспитателю великого князя — Никите Ивановичу Панину — и вовлечь их в свою «партию».
Некоторые биографы Дашковой, Герцен в их числе, утверждают, что в этом последнем случае Екатерина Романовна добилась успеха, вскружив голову своему почтенному родственнику (Панины доводились двоюродными дядями Михаилу Дашкову). Вряд ли такое утверждение справедливо: Никита Иванович был чересчур осмотрительным политиком, чтобы его можно было куда-нибудь «вовлечь».
Умный и осторожный вельможа уговаривает племянницу не совершать необдуманных поступков: действовать надо «законно», через сенат. Впрочем, антипатии к Петру III он не скрывает. Еще при императрице Елизавете ее фаворит И. И. Шувалов и Н. И. Панин помышляли о том, чтобы выслать Петра из России в его Голштинию (по одним вариантам — с супругой, по другим — одного), а наследником престола объявить Павла. Елизавета Петровна была как будто бы в курсе этих планов, да сомневалась…
