Сергей Колбасьев - Река
Хотелось ли ему, мичману барону Штейнгелю, так же как всем этим англичанам, вот сейчас оказаться у себя дома?
Не слишком. Правда, красных в Эстляндии благополучно ликвидировали, но вопрос об имении под Дерптом все еще оставался открытым. И, кроме того, он вовсе не желал становиться гражданином какой-то картофельной республики. Он мог вернуться только в столицу России - Петроград.
А потому ему приходилось пока что разгуливать по верхней палубе и, чтобы не было слишком скучно, воображать, что он стоит на вахте.
4
Вместо сходни с берега на борт канонерской лодки "Командарм" были положены две длинные доски. Они прогибались под ногами, и с них запросто можно было свалиться в воду.
Вахтенный пропал неизвестно куда, а шлюпку, привязанную к колесному кожуху, било о борт и уже наполовину залило водой.
Все это безобразие становилось нестерпимым, и его следовало немедленно прекратить.
- Вахтенный! - крикнул Бахметьев, с трудом взобравшись на борт своего корабля, но никто ему не ответил. - Вахтенный! - крикнул он еще громче, и из внезапно раскрывшейся двери камбуза выскочил рулевой Слепень. - Кто на вахте? - спросил Бахметьев, потому что Слепень в дополнение к своим прямым обязанностям был строевым старшиной и вел наряды.
- На вахте, товарищ командир? - переспросил он, чтобы дать себе время вспомнить.
- Где же еще, черт! - Бахметьев был до крайности раздражен всем, что случилось с ним в штабе флотилии, и, кроме того, был определенно голоден, а хлеба у него в каюте не оставалось.
- На вахте... - еще раз повторил Слепень и неожиданно сознался: - Ей-ей не помню. Такой молодой, из водников. Белобрысый.
- Превосходно, - ответил Бахметьев. - Вашему белобрысому за то, что его не оказалось на месте, - десять суток без берега. А вам пять, чтобы в другой раз лучше помнили.
- Есть пять! - Слепень никак не ожидал подобных строгостей, а потому даже растерялся.- Есть десять!
- А пока что позаботьтесь, чтобы у вас не утонула шлюпка, и сейчас же сделайте из этих досок приличную сходню. Исполнение я проверю. - И, не дожидаясь ответа, Бахметьев быстрыми шагами пошел к двери, помещавшейся в надстройке командирской каюты.
- Сплошная пакость, - пробормотал он, но, обогнув высокую поленницу дров, чуть не наткнулся на комиссара Ярошенку и резко остановился.
- Замечательный вечер, - негромко сказал Ярошенко. - Тишина и такое небо. Взгляните вон на ту тучу. Она будто рыба с красными плавниками.
И голос, и слова Ярошенки были настолько неожиданными, что Бахметьев раскрыл рот, но выговорить ничего не смог.
Медное солнце садилось за лесом противоположного берега, и закат огромным пожаром стоял над рекой. Одна из туч действительно была похожей на чудовищную рыбу, но неужели комиссар Ярошенко мог любоваться красотами природы?
- Завтра будет ветер, - сказал наконец Бахметьев, потому что что-нибудь сказать нужно было. - Это гораздо лучше, чем дождь.
Ярошенко улыбнулся:
- Ну конечно, лучше. Значит, нам с вами унывать ни к чему? Верно?
На стоявшем за кормой "Робеспьере" пробили склянки и резко просвистела дудка вахтенного. Кем мог быть раньше этот комиссар Ярошенко? Все равно, кем бы он ни был, разговаривать с ним следовало осторожно. Но внезапно Бахметьев почувствовал, что соблюдать осторожность в разговорах и заниматься всяческой дипломатией он больше не может. Никак не может.
- Чепуха все это, - решительно сказал он. - Собачья чепуха. Смотреть противно.
Ярошенко промолчал. Казалось, что он даже не слышал, но останавливаться уже было поздно:
- Вы поймите: так воевать нельзя. Нет никакой физической возможности. Все равно ничего не выйдет. Это же не флотилия, а плавучая богадельня. Колесные калоши с расстрелянными пушками, совершенно необученные команды и какое-то фантастическое командование. Один комфлот Шадринский чего стоит! Боится всего на свете, вплоть до своих писарей. А наш начальник дивизиона Малиничев? Дурак, и уши холодные! Только что в штабе врал, будто поднял совершенно правильный сигнал "Отходить к базе", и возмущался нашим поведением.
- Малиничев, говорят, обладает немалым опытом, - с еле заметной усмешкой возразил Ярошенко. - Кажется, он бывший лейтенант.
- Бывший лейтенант! Разве можно теперь судить о командире по его прежнему чину? - И вдруг Бахметьев сообразил, что говорит что-то неладное. Что-то идущее вразрез со всеми его представлениями о службе. Какую-то неожиданную ересь. Как это вышло?
- Если не ошибаюсь, он был старшим офицером на одном из новых миноносцев, - продолжал Ярошенко. - Вряд ли ему дали бы такое назначение, если бы он никуда не годился.
Верно. Лейтенант Малиничев был старшим офицером на "Капитане Кроуне" и пользовался хорошей репутацией. Почему же он здесь не мог справиться с тремя несчастными вооруженными буксирами и только путал? И внезапно Бахметьеву пришла в голову совершенно новая мысль:
- Знаете что: все эти бывшие раньше могли неплохо командовать, а теперь никак не могут. И вот почему: они боятся отдавать приказания. Им все кажется, что их сейчас за борт бросать начнут. Их ушибло еще в семнадцатом году, и они до сих пор не могут прийти в себя.
Ярошенко молча кивнул головой. Его юный командир сейчас был бесспорно искренним, только многого еще не понимал и в отношении Малиничева, к сожалению, ошибался. Малиничев был тонкой бестией.
- Отчасти вы правы, - наконец сказал он. - Однако расстраиваться по этому поводу не стоит. Кое-кто привыкнет, а кое-кого снимут. - Подумал и снова улыбнулся: - Хорошо, что вы стараетесь навести порядок, только не нужно нервничать.
Бахметьев пожал плечами:
- Стараюсь по привычке, но из этого все равно ничего не получится. Слушайте. Сегодня там было два монитора, а завтра будет хоть двадцать. У них в тылу весь английский флот со всей его чудовищной силой, а что у нас?
Ярошенко отвернулся. Солнце уже село за лесом, и река постепенно начинала тускнеть. Положение, конечно, было тяжелым. Может быть, еще более тяжелым, чем оно казалось юному товарищу Бахметьеву. Но все-таки в конечном итоге революция должна была победить, как она побеждала везде.
- Я знаю, что воюют не пушки, а люди, - медленно заговорил он. - И наши люди ничем не хуже их. Пожалуй, даже лучше. Они дерутся за свое дело, за свою власть. - Всем телом наклонился вперед и взглянул на горящее небо, точно в нем искал ответа. - И еще я знаю, что у них в тылу, кроме английского флота, есть английский пролетариат. Мы победим, товарищ командир. Можете не сомневаться.
- А! - И Бахметьев махнул рукой. - Политика. Я лучше пойду спать.
Рассуждения о международной солидарности трудящихся казались ему просто ребячеством. Рассчитывать на то, что английские комендоры из классовых соображений начнут стрелять мимо цели, никак не приходилось. Военная мысль могла считаться только с фактами, а фактами были мониторы.
