Константин Герасименко - Махно
В апреле 1919 года состоялось свидание главковерха Антонова-Овсеенко с Махно, обставленное весьма торжественно.
Беседа Махно с Антоновым была продолжительна. Садясь в автомобиль, Антонов, по-видимому, очень довольный своей встречей с Махно, сообщил спутникам, что Махно будет еще полезен Советской власти, а его партизан надо направить не в Крым, а на казаков и добровольцев.
А Махно в это время задумывался над тем, как бы уничтожить своего опасного конкурента Григорьева.
Дыбенко, прибыв в Симферополь в качестве командующего 4-й украинской Советской Армией, каковым до тех пор считал себя Махно, потребовал, чтобы Батька явился к нему.
Махно ввели к Дыбенко, который молча протянул несколько оторопевшему Батьке, привыкшему к почестям, солидную пачку приказов Военного революционного совета республики.
— Для чего это? — осведомился Махно, бегло взглянув на приказы.
— Читать… Вы назначены начальником 45-й стрелковой советской красной дивизии, а Григорьев — 44-й такой же дивизии.
Махно сначала хотел отказаться, заявив, что он не нуждается ни в каких назначениях, но, услышав о Григорьеве, назначение принял. Дыбенко, любящий позу, сделал величественный жест рукой, милостиво отпуская Махно.
— Я, товарищ, уже послал вам спецов… До свидания.
Возвратившись к себе «в ставку», где-то возле Цареводаровки (он не любил жить в больших домах, напоминающих ему тюрьму), Махно нашел арестованными присланных из штаба армии для формирования дивизии спецов.
— Кто там под арестом? — поинтересовался Махно.
— Да кто их знает, какие-то спецы, — ответил Гуро.
Бывший капитан Генерального штаба Васильев представился Махно как начальник штаба дивизии и попросил разрешения представить остальных товарищей по работе.
— Катай, — махнул рукой Батька.
Свирепо сдвинув брови, слушал Махно, как Васильев представлял ему начальников оперативного, разведывательного, артиллерийского, инженерного, административного и других отделов и отделений будущего штаба.
После представления Махно поблагодарил всех за желание с ним работать и тут же отправил спецов обратно в сарай под арест, предложив остаться только Васильеву и начальнику артиллерийскою отдела. С ними он занялся главным образом вопросами о сосредоточении артиллерийского огня по опорным пунктам противника. Знания Васильева и его умение делать необходимые практические указания махновским артиллеристам на последовавшей после доклада практической стрельбе решили участь Васильева: он навсегда остался начальником штаба Махно, причем Махно, зная слабую сторону Васильева, держал его в неизменно полупьяном состоянии, что поручено было Кийко.
Остальные чины штаба после недельного ареста были пешком отправлены в Симферополь с приказом больше никогда не возвращаться.
Все должности в штабе были распределены между ближайшими помощниками Махно, причем он сформировал свой штаб не по штату дивизии, а по штату штаба армии, назначив председателем Военного революционного совета армии анархиста Волина.
При помощи Васильева, пользуясь его объяснениями, по данным Дыбенко приказам Махно усидчиво принялся за изучение администрации Красной Армии и в этом отношении достиг многого. В то же время Волин энергично заработал по организации штаба, поставив агитационную и разведывательную часть на должную высоту.
МАХНО И ГРИГОРЬЕВ
Разгром Екатеринослава не прошел бесследно для махновцев: его богатая добыча привела к полной бездеятельности махновскую армию. Правда, махновцы по инерции могли еще занять часть Азовского побережья, где им не оказывалось почти никакого сопротивления, но перешагнуть через Акмонайский рубеж, обороняемый генералом Шиллингом, им было не по силам. Махновцы, встречая со стороны добровольцев организованный отпор, после некоторых безуспешных попыток оставили Шиллинга в покое и занялись ликвидацией екатеринославской добычи.
Не тем, чем раньше, стал и Махно: он с головой окунулся в радости семейной жизни, мечтал о хуторе и собственном хозяйстве, о том, что пора бросить атаманство и сесть на землю. Об этом не раз вел беседы со своими приближенными, восхваляя перед ними радости семейной жизни.
Помощники Махно, как и рядовые махновцы, позабыв обо всем, предавались безудержной, бесшабашной жизни.
Без конца лилось вино, гремела музыка. Столица махновской республики Гуляй-Поле, переименованная в честь Батьки в «Махноград», переполненная тысячными толпами празднично гуляющего народа, напоминала крикливую пеструю ярмарку.
В толпе сновали неизвестно откуда появившиеся темные дельцы, которые скупали за бесценок драгоценности и старались придумать для махновцев все новые и новые удовольствия.
Открывались картежные притоны, где проигрывались колоссальные суммы, рестораны и кафе, парфюмерные магазины и парикмахерские, появились портные «из Варшавы» и сапожники; махновцы делали маникюр, щеголяли невероятными прическами, над которыми ломали головы доморощенные «Жаны из Парижа», выливали на щегольские френчи флаконы духов.
Деньги и драгоценности пускали по ветру, как пух. Махновцы прогуляли, пропили всю екатеринославскую добычу. Постепенно предусмотрительные дельцы стали покидать махновскую столицу, закрывая магазины и кафе. Угар проходил. Наступали серые, унылые будни.
К этому времени и Махно стал уставать от радостей семейной жизни. Мечты о собственном хуторе потускнели. Махно все больше и больше начали раздражать те похвалы, которые расточались советской прессой атаману Григорьеву.
«Григорьев взял Херсон»… «Григорьев взял Одессу»… «Григорьев победил Антанту»…
Имя Григорьева пользовалось огромной популярностью. Григорьев — революционный герой. Махно видел, что на советском небе взошла новая яркая звезда, в лучах которой меркнет его слава.
Махновцы, разгруженные от екатеринославской добычи, не желающие идти на простой, случайный грабеж, все назойливее и нетерпеливее указывали Махно на Григорьева и даже промеж себя поговаривали о том, что пора идти к новому атаману…
Перед Махно стал вопрос, чем и как удовлетворить непомерно разросшиеся аппетиты своей шайки. Нужен был какой-то выход, иначе от него уйдет к опасному конкуренту все, что есть лучшего в шайке. И Махно задумал коварный план: спровоцировать Григорьева на совместное выступление против Советской власти.
Этим Махно достигал двоякой цели: уничтожал соперника и завладевал его богатой одесской добычей, о которой день и ночь бредили махновцы…
И вот Махно посылает к Григорьеву своих «дипломатов» — Козельского и Колесниченко, с которыми передает атаману свой братский привет и вместе с тем порицание за отступничество от «подлинных заветов революции».