Елизавета Литвинова - Аристотель. Его жизнь, научная и философская деятельность
Хотя Аристотель держался в стороне и вел себя как истинный мудрец, положение его с каждым днем ухудшалось, становясь не только неприятным, но прямо опасным. После же смерти Александра ему невозможно было оставаться в Афинах. Не имея никаких причин к его удалению, афиняне обвинили его в неуважении к богам, потому что он чтил память друга своего Гермия и жены Пифиады и воздавал им почести, приличные только богам. Обвинителями Аристотеля явились двое подставных свидетелей. Аристотель оставил Афины, чтобы афиняне вторично не совершили преступления против философии; он имел в виду смерть Сократа. Из Афин Аристотель уехал в Халкиду, где вскоре и умер (322 год до Р. X.) от болезни желудка; он страдал ею более или менее постоянно, и она в семье его была наследственной болезнью. Клевета преследовала Аристотеля всю жизнь; когда он умер естественною смертью, то распустили слух, что Аристотель убил себя, не желая предстать на суд перед Ареопагом. Но Аристотель был всегда против самоубийства. Поступки же его никогда не шли вразрез с убеждениями.
Некоторые отцы церкви впоследствии утверждали, что Аристотель утонул, бросившись в пролив, отделяющий остров Эвбею от континента Греции. Это приписывают отчаянию философа от невозможности объяснить в то время явление прилива и отлива. Такой вымысел заслуживает, однако, внимания потому, что свидетельствует о страстной любознательности Аристотеля, память о которой переходила из рода в род. Упомянутый же пролив Эврип представляет действительно одно из немногих мест Средиземного моря, в которых явление прилива и отлива особенно заметно.
Диоген Лаэртский сохранил нам завещание Аристотеля, в подлинности которого мы не имеем оснований сомневаться: таково мнение о нем многих авторитетов. Исполнителем своей последней воли Аристотель назначил Антипатра, полководца Александра Македонского. Мы приведем содержание этого завещания: «В случае моей смерти, – говорит Аристотель, – пусть Антипатр возьмет на себя исполнение моей последней воли. До тех пор, пока Никанор в состоянии будет принять управление моим имуществом, пусть о нем пекутся: Аристомен, Тимарх, Гиппарх и Теофраст; то же самое относится к моим детям и к Герпилис. Когда моя дочь вырастет, пусть ее отдадут Никанору; если она умрет до замужества или не оставит детей, Никанор наследует все мои богатства и делается властелином всех моих рабов. Никанор обязан заботиться о моей дочери и моем сыне Никомахе, чтобы они ни в чем не терпели недостатка; он должен заменить им отца и брата. Если Никанор умрет до женитьбы или не оставит детей, распоряжения его надлежит исполнить. В таком случае, если Теофраст захочет взять к себе мою дочь, то ему будут принадлежать и все права, предоставленные мной Никанору; если же Теофраст не пожелает жениться на моей дочери, тогда судьбою детей моих пусть распорядятся опекуны с Антипатром. Я прошу опекунов и Никанора помнить меня и не забывать, какую привязанность питала ко мне Герпилис. Если она после смерти моей захочет выйти замуж, опекуны должны позаботиться о том, чтобы она не выбрала человека, стоящего ниже меня по рождению. В случае замужества дать ей сверх всего, что она от меня получила, талант серебра и три служанки, если она пожелает взять последних. Если захочет она жить в Халкиде, то дать ей помещение, смежное с садом; если же предпочтет Стагиру, пусть занимает дом моих предков… Я даю свободу Амбрацис и назначаю ей в приданое пятьсот драхм и одну рабу, а Тале, сверх того участка земли, который я ей купил, одну молодую рабу и тысячу драхм… Тахо получит свободу после замужества моей дочери. Тогда же освободить Филона и Олимпию с ее сыном. Детей моих слуг не продавать, но отдать их в услужение моим наследникам до их совершеннолетия, а затем, если окажутся достойными, освободить. Я прошу также окончить и поставить на место заказанные мной статуи (в честь Проксена и его жены). В мою могилу положить кости Пифиады, как она сама того желала. Завещаю также выполнить обет, данный мной за сохранение жизни Никанора, – поставить в Стагире статуи животных из камня в честь Юпитера и Минервы спасителей». Тело Аристотеля было перевезено из Халкиды в Стагиру, где его сограждане воздвигли ему роскошный мавзолей, носивший его имя; он существовал довольно долгое время, наконец, исчез с лица земли, как ни был он прочно построен. Нерукотворный памятник, как всегда, пережил мавзолей; имя Аристотеля сделалось бессмертным. В данном, впрочем, случае нас интересует главным образом то, что было в Аристотеле простого-смертного. В этом отношении завещание является для нас весьма ценным документом; оно освещает нам личность философа и те условия жизни, в которых он находился. По всей вероятности то, что мы привели здесь, представляло только часть завещания; мы не находим в нем никаких распоряжений относительно библиотеки, которая, как известно, отказана была Теофрасту, ученику и преемнику Аристотеля.
Несмотря на все это, повторяем, приведенное нами завещание имеет большое значение. Философа принято считать человеком не от мира сего, равнодушным ко всему житейскому, взирающим с высоты своего величия на мелочи жизни. Не таким является нам Аристотель в своем завещании. Заботливость его о близких к нему людях отличается теми подробностями, которые характеризуют истинную привязанность. В нем сквозит та нежность, которую сам Аристотель считал украшением мужчины; он говорит: если мужчина желает быть пленительным, он должен занять у женщин грации и нежности, и если женщина желает покорять сердца, она должна обладать известною долей мужества.
Следует также обратить внимание на отношение Аристотеля к своим рабам. Аристотеля принято считать ревностным защитником рабства. Из завещания же его видно, что в сердце своем он не мог не признавать в них тех же людей: он заботился об их участи после своей смерти так же, как о членах собственной семьи. Нас поражают все житейские подробности, в которые входит этот великий человек, успевший сделать так изумительно много для отдаленных времен. Это тесное общение с действительностью и внимательное отношение ко всему · окружающему составляли особенность Аристотеля, резко отличающую его от всех других философов. Что касается его отношений к рабам, то лучшим доказательством тому, что он не считал их низшими существами, служит то, что сам он женат был на рабыне, а лучший друг его Гермий был раб по происхождению. Когда мы будем говорить о «Политике» Аристотеля, мы приведем его мнение о рабстве, и читатель увидит, что считать Аристотеля защитником рабства – тоже клевета…
Нам остается сказать несколько слов об отношении Аристотеля к своим современникам, к той партии демагогов, которая заставила его удалиться из Афин. Он мало высказывался об этом при жизни; говорить и даже писать было для него небезопасно; он наблюдал проявления страстей с тем спокойствием, с каким отмечал явления бурь и направления ветров.
