Андрей Снесарев - Письма с фронта. 1914–1917
С выдвижением по службе и присвоением наград Снесареву случались большие задержки. Снесарев ценил заслуженные награды, даже переживал, когда по непонятным причинам затягивали с их присвоением, но это не влияло на его боевой дух и поведение. На эту несправедливость очень чутко реагировали его подчиненные. Дело дошло до того, что офицеры дивизии, восхищенные его личным мужеством в сложнейшей боевой обстановке, решили преподнести ему самодельный символический орден. Этой наградой Снесарев очень гордился и называл ее «моим Георгием снизу». Это был уникальный случай, пожалуй, за все годы войны. Его описание содержится в письме от 31 октября 1916 года.
С ходом войны Снесарев все больше интересуется вопросами стратегии, хотя ее проблемы не входили в круг его служебной деятельности, но к этому его побуждал неудачный ход войны. Его интересуют не только частности войны, проблемы военного искусства, но и война как общественное явление, ее природа, постоянные и переменчивые факторы, их соотношение. Мысль его непрерывно углубляется с ходом войны. «Война – это что-то особенное, она все меняет, все освещает под своим углом, все расценивает и раскладывает по-своему. О ней книги написаны, а ничего ясного не сказано» (из письма 28 сентября 1914 года). Это вывод, сделанный в конце первого месяца войны.
Командуя боевыми действиями пехотного полка, полковник А. Е. Снесарев приходит к выводу, что принятая в русской армии тактика не отвечает условиям и требованиям ведущейся войны. Он считает, что для разработки новой, огневой тактики надо опереться на арсенал отечественной военной истории, взять из него подходы Суворова и Скобелева. Он это делает, но тактика не решает всех проблем успешного ведения войны. Это все больше с ходом войны беспокоит и возбуждает желание послужить в штабах, причастных к решению стратегических вопросов. «Война полна загадок, и нам, которые живут и мыслят в ее сферах, хочется возможно глубже проникнуть в ее тайники, как духовные, так и материальные. И странно, каждая война идет со своими законами и правилами, ломает то, что было как будто бы и прочно установлено ее предшественницей, создает новое полотно истин. Я часто по целым часам ломаю голову над целой суммой вопросов, и свое бессилие их решить объясняю недостаточно удобной перспективой моего положения… слишком у меня в моей работе мало стратегии и все заполнено сплошной тактикой» (из письма 6 мая 1915 года).
В фронтовых письмах Снесарева стоит особое внимание обратить на ту их часть, в которой поднимаются вопросы неблагополучия в обществе и государстве в условиях войны, анализ и прогноз событий в армии и обществе, в тылу и на фронте после Февральской революции.
Значительную часть времени он воевал в большом отрыве от политических и культурных центров, часто не имея газет и других сведений о происходящих событиях на других фронтах, в стране и за рубежом. Отсутствие и скудность информации серьезно угнетали его, как человека привыкшего все анализировать и следить за всеми текущими событиями. В то же время даже по отрывочным сведениям он оказывался способным сделать глубокие и правильные выводы о настоящем и будущем своей страны. Его крайне возмущала нездоровая и ненормальная, по его мнению, ситуация, когда в условиях войны, в которой решалась судьба народа и государства, определенные влиятельные круги занимались второстепенными делами, вы двигали прожекты перестроек, реформ и различных других преобразований.
Когда свершилась Февральская революция, Снесарев спокойно воспринял смену политического режима. Но его крайне беспокоила судьба армии и страны в условиях поспешных преобразований. Так, в письме от 17 марта 1917 года он возражает жене, которая, по-видимому, разделяла эйфорию своего петроградского окружения: «Как у вас, так и у нас в тыловых частях (не в окопах) люди прежде всего задумались о правах, которые идут к ним при новом порядке вещей, но очень мало или почти никто – о той сумме обязанностей, которую принес с собою для каждого новый порядок, и который, добавлю, тогда и даст свою сумму благ, когда люди прежде всего войдут в личный деспотизм наложенных на них обязанностей… А твои приятели все-таки меня волнуют; меня хотят убедить, что свободное соревнование, подавляющая русская масса, а главное, сухой эгоизм, который ляжет теперь в основу всего, спасет нас […], но всему этому верю только отчасти. А куда мы денем нашу серость, добродушие, всепримиряемость?»
Как гражданин и воин А. Е. Снесарев в 1917 году выполнил свой долг до конца. Он делает все возможное, что в его силах, чтобы поднять боеспособность войск, которыми поручено ему командовать. Но делать это становится все труднее и труднее даже при его таланте побуждать людей выполнять свой долг по защите Родины. В сентябре 1917 года его назначают командиром IX армейского корпуса. Но развал армии уже принял необратимый характер. Слишком поздно власть начала вспоминать об офицерах и генералах, блестяще проявивших себя в ходе войны, одним из которых был Андрей Евгеньевич.
12 ноября 1917 года генерал-лейтенант А. Е. Снесарев закрывает последнюю страницу своей боевой биографии, непосредственно связанную с Первой мировой войной, и уезжает с фронта в долгосрочный отпуск в Воронежскую губернию в Острогожск к семье, которая переехала туда в конце апреля 1917 года.
Фронт и армия развалились, новая Советская власть этот процесс узаконила, объявив демобилизацию. Снесарев, как и многие люди его положения, оказался не у дел. Перед ним встала проблема выбора: искать пути выезда из России или оставаться в своей стране, рухнувшей политически, экономически и духовно, ставшей беззащитной не только перед внешним врагом, но даже перед военнопленными, которых за годы войны оказалось в стране много сотен тысяч.
Андрей Евгеньевич делает выбор остаться в своей стране, с ее неопределенным и теперь уже очевидно трудным будущим. О его тогдашней позиции свидетельствует письмо к родителям жены, в котором он сообщает о просьбе своего брата Павла: «…Брат готов куда-либо бежать – в Америку или в Англию – и спрашивает у меня маршрута через Авганистан. Хотя такая мысль может быть подсказана только безумием, но, вероятно, в обстановке есть многое, что толкает на безумные шаги. Буду писать ответ и советовать самообладание; покинуть Родину можно, и для этого найдутся пути и более близкие, чем Авганский, но с кем же страна останется и что с нею будет?» (из письма от 14 марта 1918 года).
Вопрос, что будет с ней – Родиной – всегда определял линию поведения Андрея Евгеньевича, обустраивать и защищать свою страну он считал своим священным долгом и никогда от этого принципа не отступал.
