Анна Корниенко - Тамерлан
Безусловно, эти слова слишком хорошо звучат, чтобы быть правдой. Однако в них хочется верить уже просто потому, что великому завоевателю, сохраняя при этом собственное высокое положение, удалось дожить до столь преклонного для той эпохи возраста – 69 лет, а не быть зарезанным, отравленным, удушенным или умерщвленным любым другим способом кем-нибудь из бывших друзей или нынешних врагов. Ни Александру Великому, ни Гаю Юлию Цезарю, ни большинству других мировых лидеров так не повезло…
Имея в своем отряде всего 2 ООО испытанных воинов, Тимуру все-таки пришлось принять бой и выстоять против 20-тысячной армии узбеков (не считая остальных 80000 солдат, которые находились в крепостях). И не просто выстоять, а победить, вынудив Ильяса-ходжу бежать за реку Сырдарью, и хитростью заставить засевших в гарнизонных крепостях врагов покинуть укрепления и уйти следом за своим предводителем, написав комендантам письма с соответствующим приказом от его имени.
В 1365 году вместе с эмиром Хусейном Тимур вынужден был вступить в войну с Туклук-Тимурханом и его сыном – наследником Ильясом-ходжой, который после изгнания не намерен был мириться со своим положением и с большим войском, состоящим преимущественно из узбекских воинов, отправился в Мавераннехр. На стороне Тимура выступили туркменские племена, давшие ему многочисленную конницу.
Битва, вошедшая в историю как «Джанги лой» (Грязевая битва), произошла между Чиназом и Ташкентом. В момент сражения начался сильный ливень. В образовавшейся скользкой, липкой грязи лошади теряли равновесие и падали. Хусейн и Тимур потерпели поражение, что сразу открыло дорогу на Самарканд, который не имел ни укрепленных стен, ни цитадели (кроме того, спасаясь, Хусейн немедленно вывел все свои войска, оставив таким образом население города на произвол судьбы). К счастью для жителей Самарканда, в городе в это время находилась большая группа сербедаров (сербедарское движение было широко распространено в Северо-Восточном Иране, главным образом в Хорасане и Мавераннехре). Они под предводительством Абу Бекра и Мавлян Заде, объединясь с местным населением, выступили на защиту города. Поэтому, когда Ильяс-ходжа напал на Самарканд, ему было оказано яростное сопротивление. Возможно, защитники города, несмотря на всю свою решимость, и не смогли бы удержать оборону под натиском столь мощной армии, но тут неожиданно начался мор среди лошадей противника. Из каждых четырех в живых осталась лишь одна. А что значит для воина, а тем более воина узбекского или монгольского, остаться без коня?.. Ильяс-ходжа ушел, так ничего и не добившись. Воспользовавшись этим, Хусейн и Тимур хитростью захватили город, а войдя в него, казнили всех сербедаров, не без основания видя в них угрозу своему новому «воцарению»… По просьбе Тимура жизнь подарили только Мавлян Заде (из чего можно предположить, что либо у будущего эмира уже была тесная связь с предводителем сербедарского движения, либо он строил на него некие планы: не станем забывать о том, что все благое, сделанное Тимуром, делалось исключительно для его собственного блага).
Сравнивая вышеупомянутые события с правилами, надиктованными Амиром Тимуром в его «Уложениях», где речь идет об исключительной справедливости, чести и благородстве, приходится только недоуменно пожимать плечами…
Вернув себе Самарканд, Хусейн и Тимур в конце концов захватывают власть в Мавераннехре.
Но несмотря на то, что угроза войны с Ильясом-ходжой отступила на задний план, несмотря на подавленное самаркандское движение, на тесные родственные связи и некогда крепкую дружбу, отношения между Хусейном и Тимуром дают глубокую трещину.
В 1366 году Хусейн «отличился» тем, что наложил пеню на друзей Тимура, и чтобы помочь им, Тамербек отдает все, что имеет, даже серьги своей жены. Хусейн, конечно, узнал украшение, но назад не возвратил. Вскоре жена Тимура умирает, и ее смерть окончательно разрывает связь между бывшими друзьями.
В ходе борьбы за власть между Тимуром и Хусейном вспыхивают новые конфликты. В 1369 году Тимур поднимает восстание против бывшего союзника, однако вплоть до весны 1370 года в условиях такой обострившейся конфронтации Тимур и Хусейн все же вместе воюют в Междуречье, стремясь его поработить. Для этого они пока еще нужны друг другу, но больше их уже ничего не связывает. После нескольких военных походов, измен, уходов и возвращений Хусейна в марте 1370 года он был убит двумя своими офицерами за собственное вероломство в присутствии Тимура, хотя и без его прямого приказа. После этого Тимур объявляет, что является потомком Чингисхана и намерен возродить Монгольскую империю. Сложно сказать насчет «возродить», но создать свою собственную империю Тамерлану удалось вне всяких сомнений. Огромную и могущественную, простершуюся в итоге от Арала до Персидского залива и от Индии до Армении.
10 апреля 1370 года Тимур принимает присягу от всех военачальников Мавераннехра. Однако он не получил ханского титула, подобно своим предшественникам, несмотря на то, что уже достаточно укрепил свои силы и смело мог претендовать на самостоятельную ханскую власть, поскольку закон, установленный Чингисханом, гласил: править может только чингизид. Тимур же не был прямым потомком великого завоевателя, поэтому вынужден был довольствоваться званием Великого эмира, правя от имени потомков Чингисхана, опираясь на войско, кочевую знать и мусульманское духовенство. На тот момент ему исполнилось 34 года. В том же году был созван курултай, на котором богатые и знатные монгольские властители избрали ханом прямого потомка Чингисхана – Кобула Шах Аглана, которого Тимур, однако, вскоре убрал со своего пути. В итоге ханами при нем считались (пусть даже чисто номинально) еще один потомок Чингисхана Суюргатмыш (1370–1388) и его сын Махмуд (1388–1402).
К представителям духовенства у Тимура всегда было особое отношение, как и к религии в целом. Он не был безгрешным, знал об этом и усердно молил Всевышнего о прощении своих грехов, а почтение к духовным лицам император сохранил на всю жизнь. Вольно или невольно он пытался обосновать, если не оправдать свои завоевания неким «промыслом Божьим», похоже, искренне верил в свое предназначение «бича Божьего» и вершил свой суд от имени Аллаха. Поэтому на покоренных Амиром Тимуром территориях духовные лидеры всегда брались под защиту. Однако хотя Тимур и был воспитан в традициях ислама, а в детстве действительно выказывал крайнюю набожность, в молодости слыл ярым поборником веры, а под первым правилом в своих «Уложениях» указал следующее: «Я заботился о распространении религии Бога и закона Магомета, этого избранного Богом сосуда: я поддерживал ислам во всякое время и во всяком месте», и, вероятно, как и каждый истинный мусульманин мечтал быть похороненным в одном из святых мест, на самом деле, начиная с сознательного возраста, даже в вопросах вероисповедания им двигал исключительно холодный политический расчет. Тимур оказывал внешний почет богословам и отшельникам, не вмешивался в управление имуществом духовенства, не допускал распространения ереси (примером может послужить запрет заниматься философией и логикой), заботился о соблюдении своими подданными религиозных предписаний (закрывал увеселительные заведения в больших торговых городах, несмотря на крупный доход, приносимый ими казне), но лично себе никогда не отказывал в запрещенных удовольствиях и только во время смертельной болезни велел разбить кубки для вина. Чтобы оправдать собственную жестокость религиозными мотивами, Тимур в шиитском Хорасане и в прикаспийских областях выступал поборником правоверия и истребителем еретиков, в Сирии – мстителем за обиды, нанесенные семье пророка. Устройство же военного и гражданского управления при Тимуре определялось почти исключительно законами Чингисхана, за что впоследствии богословские авторитеты отказывались признать Тимура правоверным мусульманином.
