Николай Непомнящий - Великие пророки современности
Как видно уже из названия, в своем прогнозе Мошков не исходил из «откровений», полученных неизвестно откуда, а опирался на солидный научный фундамент. По его теории, в своем историческом развитии все великие и малые государства и народы совершают «непрерывный ряд оборотов», которые он назвал «историческими циклами». Каждый цикл у всех народов без исключения длится ровно 400 лет. «Через каждые 400 лет своей истории народ возвращается к тому же, с чего начал», — считал Мошков.
В свою очередь, четыре века такого цикла он называет соответственно золотым, серебряным, медным и железным. А сам цикл делит на две половины по 200 лет: первую — восходящую, в которой преобладает «прогонизм», т. е. стремление к «высшему типу», и вторую — нисходящую, или «атавистическую».
В первой половине цикла «государство растет и крепнет и ровно в конце 200 года достигает максимума своего благополучия, а потому этот год можно назвать „вершиной подъема а во второй половине оно клонится к упадку, пока не достигнет в конце цикла его пика. Затем начинается первая восходящая половина нового четырехвекового цикла».
Но и это еще не все, поскольку каждый век делится на два полувека по 50 лет, отличающихся своим характером. Первая половина знаменует упадок, вторая — подъем, за исключением последнего, четвертого, представляющего «сплошной упадок». Таким образом, по схеме Мошкова, в каждом историческом цикле из 400 лет подъемы и спады непрерывно чередуются и продолжаются не больше 50 лет.
Границы же между циклами, веками и полувеками в большинстве случаев «ознаменованы событиями, характер которых резко отличается от предыдущего направления государственной жизни, что позволяет определять в истории каждого государства даты начала и окончания его цикла».
А теперь соотнесем теоретическую схему Мошкова с конкретной историей России. За начало первого исторического цикла он взял 812 год, когда вожди полян, ильменских славян, радимичей, кривичей и ряда других племен заключили союз, объединив свои земли в первое древнеславянское государство — Киевскую Русь. Получается, что в 1612 г. у России начался третий 400-летний цикл, который продлится до 2012 г. Сначала в нем был золотой век — до 1712 г., потом серебряный и медный — соответственно до 1812-го и 1912-го, а затем наступил железный век. Его первая половина до 1962 г. должна быть временем упадка. Но и вторая половина — с 1962 г. — не предвещает ничего хорошего, поскольку завершает 400-летний исторический цикл.
Вот что писал сам Мошков в 1910 г. о перспективе развития событий в России:
«Через два года, т. е. в 1912 г., мы вступаем в железный век… Читателю остается только наблюдать действительность и сверять с нею данные истории.
Для ближайшего к нам времени можно с большой вероятностью предсказать: постоянное вздорожание всех предметов первой необходимости, и в особенности съестных припасов, которое будет усиливаться с каждым годом. В результате его последует расстройство финансовой системы и задолженность всех слоев общества, а особенно городских жителей и интеллигенции. Промышленные и торговые учреждения будут банкротиться одно за другим и прекращать свою деятельность или переходить в руки иностранцев.
В результате таких явлений начнутся голодовки, особенно среди беднейших слоев городского населения. Несмотря на помощь со стороны правительства и благотворительность, множество народа будет умирать от голода и от тех эпидемий, которые обычно сопровождают голод. Голодная чернь, доведенная до отчаяния не правительством, как у нас теперь думают, и не кем-либо из людей, а роковым процессом вырождения, будет искать мнимых виновников своего несчастья и найдет их в правительственных органах, в состоятельных классах населения и в евреях в западном крае. Начнутся бунты, избиение состоятельных и власть имущих людей и еврейские погромы. (В действительности произошла Октябрьская революция, за которой последовала Гражданская война. — Авт.) Провинции, населенные инородцами, воспользуются этими замешательствами и будут поднимать то здесь, то там знамя восстаний, но все эти попытки нарушить целостность государства успеха иметь не будут…
Внешние враги также будут пользоваться нашими внутренними замешательствами и попытаются отобрать от нас часть территории. (В течение трех лет с 1918 по 1920 г. продолжалась иностранная военная интервенция. — Авт.) Может быть, они иногда и будут иметь удачу, но потери наши… будут незначительными. В войнах наших будут чередоваться победы с поражениями, и результаты их будут нерешительными.
Во всем остальном мы с каждым годом будем склоняться все более и более к упадку, и ничто не остановит этого могучего естественного процесса, невыразимо тяжкого и убийственного для нас и нашего ближайшего поколения… Во всем этом пальма первенства будет принадлежать интеллигенции и городским классам населения.
Все практикуемые в настоящее время попытки остановить или задержать усиливающийся мрак, невежество, преступность, пьянство, самоубийства, разврат, нищету и прочие естественные признаки упадка будут так же жалки и безуспешны, как попытка африканских дикарей стрельбой из ружей, битьем в заслонки и всяким шумом остановить затмение Луны.
В своих неудачах мы будем обвинять друг друга, избивать воображаемых противников прогресса (вспомним годы кровавых сталинских репрессий. — Авт.) и тем бессознательно исполнять закон природы, требующий беспощадного взаимоистребления».
Нарисованная Мошковым картина не вселяет оптимизма. Тем более что и вторая половина железного века — с 1962 г. — вместо подъема сулит «сплошной упадок». Мошков так описывает его характерные черты:
«Его сущность состоит в постепенном ослаблении всех уз, связывающих между собой членов государства, и в стремлении его разложить на составные элементы». Прежде всего исчезает любовь к правительству, за ней — любовь к родине, затем — к своим согражданам и, наконец, утрачивается даже привязанность к членам своей семьи.
Но если бы все ограничивалось лишь утратой любви к органам власти и холодностью в родственных отношениях! Не будучи марксистом, Мошков тем не менее далее рисует типичную картину действия закона отрицания:
«В порядке постепенности беззаветная любовь к правительству сменяется любовью или привязанностью к личности правителя. Эта последняя уступает свое место полному равнодушию. Далее следует уже ненависть сначала к личному составу правительства, а потом к правительству вообще, соединенные с непреодолимым желанием его уничтожить. Когда упадок бывает очень сильным, это чувство достигает своего высшего напряжения, и тогда редкий государь умирает собственной смертью, все равно — хорош он или нехорош, виновен в чем-нибудь или нет. Ненависть в этом случае также дело инстинкта, а не разума, как любовь во время подъма».
