Федор Крандиевский - Рассказ об одном путешествии
Однажды мы с мамой подошли к Никитиной каюте, чтобы сказать что-то Юлии Ивановне. Около двери нас остановили два человека с револьверами в руках. Они велели отойти на два шага назад и заявили, что сейчас ни входить в каюту, ни выходить из нее нельзя. Потому что в каюте — «Сандро». Действительно, мы видели через окно, что за столиком сидит кто-то. Справа от него лежит револьвер, а слева — пачки денег, которые он пересчитывает, мусоля палец. Из глубины каюты нам делала какие-то знаки Юлия Ивановна. На койке сидел Никита в моей гимназической фуражке.
Этот «Сандро» был легендарной личностью. Он вместе с несколькими своими вооруженными помощниками неизвестно каким путем завладел пароходом. Его боялись. У него спрашивали разрешения. На самом же деле это был темный делец, занимавшийся на пароходе какими-то финансовыми операциями.
Мальчишки моих лет, которых на пароходе оказалось довольно много, сразу же затеяли игру в «Сандро». Они носились по палубе от кормы к носу и обратно, перепрыгивая через свернутые канаты, взбегали по крутым лесенкам и съезжали на животе вниз по перилам. Кто-то был «Сандро», а все остальные выполняли его поручения.
На пятый день пароход застучал, развернулся и пошел в открытое море. Узенькая полоска берега на горизонте постепенно таяла и, наконец, совсем исчезла. Мы шли, разрезая серо-бурые волны, оставляя за собой пенистую расходящуюся дорожку. Над нами было беспросветное серое небо. Сейчас, вспоминая эти дни, я удивляюсь легкомыслию моих родителей. Это можно было объяснить лишь их молодостью. Зачем мы плывем в Константинополь? Что мы там будем делать? Не имея там ни родных, ни знакомых и имея в кармане лишь несколько карбованцев, которые уже потеряли всякую ценность.
Пароход жил своей жизнью. Против Никитиной каюты на противоположном борту была приделана кабина, также висевшая над водой. Это был гальюн весьма примитивного устройства: в полу сделана дыра, сквозь которую были видны далеко внизу пенящиеся волны. По утрам около гальюна выстраивалась длинная очередь. Седые генералы с царскими орденами, одесские мелкие жулики, адвокаты, аристократические дамы, как будто только что покинувшие великосветские салоны. Я в своей жизни не видел более унизительной картины. Это была почти трагическая унизительность. Когда кто-либо задерживался в гальюне, колотили кулаками в деревянную дверь.
Когда на четвертый день пути я утром вылез из трюма на палубу, я был потрясен представившимся мне видом. Как будто перевернули страницу книги. Как будто я попал в новый сказочный мир. Сияло солнце на безоблачном небе. Впереди слева и справа — зеленые крутые берега. Зеленые кущи спускались прямо в воду. Кое-где, утопленные в садах, виднелись белые мраморные виллы — маленькие дворцы. Мы стояли при входе в Босфор. А сзади простиралось бесконечное море, бесконечное небо. Пароход стоял: мы ждали разрешения войти в Босфор.
И вот мы плывем по широкому проливу. Наконец справа появляется город: нагромождение маленьких домишек, узкие кривые улочки, круто спускающиеся к воде. Это — Перу, торговый и деловой центр Константинополя. Мы останавливаемся около Золотого Рога, впадающего в Босфор. Множество лодок, яхт, катеров, пароходиков загромождают вход в Золотой Рог. По другую сторону Золотого Рога — Стамбул. Круглые купола мечетей, минареты, сверкающие на солнце. На мачте нашего парохода взвился желтый флаг. Флаг карантина. Это значит, что никто не может ни сойти с парохода, ни подняться на него. Тем не менее целая стая лодок, наполненных разнообразными товарами, окружает пароход. Пассажиры, свешивающиеся через перила, и торговцы на лодках перекрикиваются на какой-то смеси языков. С лодок поднимается длинный шест с корзиночкой на конце. Таким путем товар попадает прямо в руки покупателя. В эту же корзиночку покупатель кладет деньги для продавца. Десятки загорелых мальчишек кувыркаются в воде около бортов парохода. Пассажир бросает с палубы монетку, которая, конечно, сразу идет ко дну. Но мальчишка, как лягушонок, ныряет за ней, перехватывает ее и вот появляется над водой, держа монету в зубах.
Через день пароход, не спуская желтого флага, двинулся дальше по Босфору и стал при выходе в Мраморное море. Невдалеке — крошечный островок, на котором умещается только одно здание со сплошным забором слева и справа от него, спускающимся к воде. Таким образом остров разделен на две половины. Одна сторона здания и забора выкрашена в грязный серый цвет, а другая сторона — белоснежная. Из серой половины можно попасть в белую, только пройдя сквозь здание, у которого имеются двери как с серой, так и с белой стороны. Здесь проводится дезинфекция.
Все население парохода было переправлено в шлюпках на этот островок, на его серую половину. Кроме нас. Для нас и для Цейтлиных еще в Константинополе к борту парохода была подана канонерка. Она летела, как стрела, разрезая зеленую воду, и в несколько минут доставила нас на серую половину острова. Здесь женщин отделили от мужчин и впустили в разные двери. Никита был с мамой и Юлией Ивановной, я — с отчимом. Мы оказались в каменном зале. Все раздевались догола и бросали свою одежду, свернутую в узлы, в чан, из которого она моментально исчезала, куда-то проваливаясь.
Затем нас впустили в следующий зал. Вдоль стен под потолком тянулся узкий балкон, по которому бегали турчанки с подоткнутыми за пояс юбками, кричали непонятные слова и открывали и закрывали какие-то краны. На нас обрушился ливень. Сперва он был ледяным. Голая толпа сбилась в кучу со страшными криками. Турчанки тоже кричали что-то в ответ. Ледяной душ сменился кипятком. Снова все завопили. Наконец постепенно была достигнута нужная температура.
Затем нас впустили в третий зал, где мы получили наши продезинфицированные одежды, пахнущие карболкой, изжеванные так, как если бы все время, пока мы мылись, их жевали коровы. Настоящая трагедия разразилась с кожаными вещами. Во многих случаях обувь была превращена в кожаные комочки. Нечего было и думать, чтобы надеть ее на ноги.
Наконец открылись двери, и мы очутились на белой половине острова. Многие были босиком. Тут встретились мы с женщинами, выходившими из других дверей. Они были в измятых платьях, с мокрыми волосами.
Все та же канонерка привезла нас и Цейтлиных на остров Халки, один из Принцевых островов. Здесь мы должны были жить. Неизвестно сколько времени и неизвестно чего ожидая.
Принцевы острова, лето 1919
Все беженцы, прибывшие из Одессы в Константинополь на пароходе «Кавказ», были расселены на острове Халки, На голом холме, на который вела каменистая дорога, помещалось большое каменное здание, которое называли «семинарией». В нем разместились все военные чины, которых было довольно много: несколько генералов, офицеры и юнкера. Они занимали большие пустые залы с кафельным полом и высокими потолками. Спали на полу, на шинелях. Никакой мебели не было.
