В. Козлов - Полярная фактория
От многотонной тяжести грузов об’емистый лихтер осел ниже ватерлинии. Тем не менее, когда с высоты нашего ковчега заглянешь вниз на воду, невольно вырывается шкиперское:
— Ну-ну!..
И вся эта хлябающая постройка укреплена тонкой веревкой. Никаких надежных так называемых „маркированных“, морских найтов нет в помине. Держимся, можно сказать, „на честном слове“. Достаточно небольшого сдвига в сторону — веревки, конечно, лопнут. Их жиденький переплет, так очевидно слаб, их сомнительная прочность так явно несоразмерена с колоссальностью груза, что, кажется, лучше бы их и вовсе не было.
Вид на консервный комбинат и утильзавод.
Когда я по этому поводу заговорил со шкипером, он ответил с несвойственной ему взволнованностью и досадой:
— Какие, к чортовой матери, найтовы! Этакую махинищу не только веревочкой, а стальным тросом не принайтовишь. Вот если нарвемся где-нибудь за Новым портом на погодку, так увидите, как все это барахло полетит за борт. Будут вам фактории!.
А успокоившись, добавил с добродушным юмором:
— Эти веревочки не для груза, а для души. Привязано, мол, — и спокойней спится… Не говорите… Это имеет свою цену. Скажем, тонет человек. Киньте ему ничтожный шпагатик — ухватится и спасется. А в самом-то пять пудов.. Не нитка держит, а ободрение.
У села Самарова Иртыш вкатился в Обь. Река расширилась, горизонт воды развернулся насколько хватает глаз. И вместе расширилась тревога в сердцах.
В Обдорск пришли уже насквозь прошпигованные предчувствием катастрофы.
Это последний населенный пункт, последняя почта, последнее подобие улиц, подобие магазинов, есть даже подобие кино.
Дальше на нашем пути только Новый порт.
Но это уже такая же фактория, какую должны основать мы сами.
ОБСКАЯ ГУБА. ТАЗ. НОВЫЙ ПОРТ
Вниз от Обдорска русло реки Оби разливается в губу — широкое водное пространство с очень незначительным течением, порою совершенно неуследимым для глаза.
Около 69° северной широты в Обскую губу впадает многоводная река Таз, также образующая в нижнем своем течении внушительную губу — Тазовскую. От Таза и до Карского моря две губы, слившись в одно обское русло, движутся широчайшим водным массивом, достигающим местами двухсот километров от берега до берега. Это, в сущности, настоящий морской залив, площадью значительно больший, чем, например, заливы Балтийского моря. Лишь пресность текучей воды указывает на речное происхождение.
Караван на Оби.
Обская губа мелководна. Глубина фарватера в большинстве не превышает 12—15 метров. Проводка океанских судов с большой осадкой требует осторожности и опытного руководства.
На Обской губе, как и на Тазовской, очень много салм — местное название отмелей. Одни из них в часы отлива покрыты водой лишь по колено, другие совсем обнажаются.
Ежечасно в течение половины лета я вел запись уровня воды по специальной измерительной рейке. Само собой понятно, что под’емы воды в приливы и понижения в часы отлива сильно колеблются, в зависимости от погоды, от направления ветра и т. п. причин. Полное отсутствие ветра — то, что моряки определяют термином „штиль“ — здесь бывает редко и весьма не надолго. Но хорошая погода, когда ветер тихий (не превышает 1—2 баллов), устанавливается за лето не раз и иногда длится одну-две недели. В такие периоды уровень воды в отлив понижается на 11/3 метра.
Тогда салмы показывают на поверхности свои серые песчаные хребты. К этим отмелям заранее пробираются рыбаки и забрасывают невода. Рыбе некуда уйти из ограниченных салмами водоемов — она заключена в них, как в маленьких озерах. Такой лов здесь весьма распространен и носит название салмачного.
Чтобы открыть хорошо промысловые салмы, требуется особый рыбацкий талант: глаз, чутье, изощренность. Есть ловцы, имена которых известны по всему рыбопромышленному Северу. Иногда целая артель бьется неделями, меняет места, пробует разные способы — впустую. А появится настоящий мастер-промышленник, посмотрит, исследует, поездит туда-сюда денька два на лодке — нашел богатейшие салмы, дающие по четыреста-пятьсот пудов рыбы.
Рыба в салмах, как грибы в лесу: надо уметь найти место по каким-то таинственным признакам, секрет которых знают только специально одаренные охотники. Некоторых счастливчиков балует подчас удача, но это непрочно в охотничьем деле. Счастье, как быстро и внезапно приходит, также и исчезает.
Главные рыбные промысла ведутся в верхнем течении Обской губы до Таза и вверх по Оби, от Обдорска до Самарова. Порт Таз также существует преимущественно ловом. Возглавляет и организует Рыбтрест. Им выработан типовой устав промышленной артели, и артельные об’единения разбросаны по всему обскому побережью. Ненцы работают плечо к плечу с русскими полярниками на равных условиях. Кое-где сбиваются в самостоятельные организации. Туземцы Тазовской и Нижнеобской тундры в этом отношении уже достаточно освоились. Местами они даже переходят на оседлость, но это пока редко и наблюдается исключительно среди бедноты, лишившейся последних оленей.
Частично кадры ловцов пополняются законтрактованными рыбаками из Западной Сибири и даже из европейской части Союза. Так в 1930—1931 промышленном году было завезено за Полярной круг несколько сот астраханцев. Однако в Тазовском районе волгарям не поудачило. В некоторых артелях они на 50—70 процентов заболели цынгой. Обследование выяснило, что астраханцы сами же и были причиной повальной болезни. Выдаваемые им продукты питания прятали, экономили, недоедали. У некоторых умерших обнаружили скопленное пудами масло, сахар, сыр. Скупость, жадность, стремление нажить и побольше привезти домой для многие астраханцев сыграли роковую роль. Вообще же снабжение продуктами здесь налажено вполне удовлетворительно и полярный паек рассчитан по очень щедрой норме. Его можно бы и экономить, но делать это надо с толком, не обделяя себя. Недоедающих цынга подстерегает зорко и валит безошибочно.
Кустарность методов и медленность темпа развертывания промыслов, в которых обвиняют местную рыбопромышленность, об’ясняется прежде всего, конечно, отсутствием людей. Сюда трудно заманить нового человека. Суровы условия климата. Отпугивает оторванность. И я бы сказал, большую роль играют глупые и неправдоподобные россказни, приписывающие Полярному Северу абсолютно несуществующие кошмары и ужасы.
Сказкам и детским страхам — грош цена. К нелепым выдумкам о нашей Арктике я еще не раз вернусь в этой книжке, здесь же хочу указать, что басни и небылицы уродливо преувеличивают в обывательском представлении суровость и опасность полярной жизни. В этом главным образом и кроется причина, почему трудно залучить сюда промыслового рабочего.
