Николай Задонский - Денис Давыдов (Историческая хроника)
Однажды день охоты для него выдался неудачный. Ни одного зайца затравить не удалось, дважды стрелял и обидно промазал; к тому же лошадь неизвестно почему начала сильно прихрамывать. Последнее обстоятельство Дениса особенно огорчало. Он знал, что в глазах отца, болезненно любившего лошадей, человек, хотя бы случайно повредивший коня, сразу терял цену.
Возвращаясь под вечер домой, Денис нагнал по дороге босоногого деревенского мальчика, нагруженного огромной вязанкой хвороста. Заметив подъехавшего сзади молодого барина, мальчик посторонился, опустил свою ношу на землю и, тяжело дыша, вытирая рукавом посконной рубахи обильно катившиеся по лицу капли пота, с любопытством стал смотреть на Дениса.
Он был примерно в одних с Денисом годах, только чуть повыше ростом и поуже в плечах. С открытым, почерневшим от загара лицом, светловолосый, голубоглазый, он невольно располагал к себе.
Остановив лошадь, Денис полюбопытствовал:
– Куда же ты столько хворосту несешь?
– Известно, домой… Нужно на зиму-то припасать…
– А сам откуда?
– Бородинский… Савелия-кузнеца большак, Никишка, – бойко отозвался мальчик и, сделав шаг вперед, неожиданно спросил: – А чего это с конем у вас приключилось?
Денис рассказал. Никишка внимательно выслушал, поскреб в затылке и посоветовал:
– Надо моему деду Михею показать… Он всякие снадобья знает и враз коня поправить может…
– А живете вы далеко?
– Да вон она, хата наша, – указал Никишка на выглядывавшую из-за пригорка соломенную крышу. – Почитай, на самом отшибе села построились.
Денис советом воспользовался. И не раскаялся. Дед Михей, высокий, седобородый и радушный старик, осмотрев коня, обнаружил обычный малый вывих и выправил его без труда.
– Где же ты, дедушка, лекарить обучился? – спросил Денис.
– И-их, баринок, – ответил с легкой усмешкой старик, – за тридцать годов в солдатах чему не научишься… Оно верно говорится, что солдат на все руки мастак: шилом бреется, дымом греется…
– В каких же войсках тебе служить пришлось?
– В конных гренадерах состоял… С покойным Салтыковым-генералом еще походы делал, немцев били… Потом с Румянцевым турок замиряли… Много кой-чего на белом свете повидать довелось, баринок! Захаживай, коли милости твоей угодно солдатские банки послушать…
Денис с той поры стал частенько навещать старика. Привлекали не только любопытные военные истории, но и особенное умение их рассказывать. Простой, образный народный язык, меткие словечки, шутки и прибаутки деда Михея крепко запоминались, обогащая невольно язык самого Дениса. Да и Никишка все более удивлял своей смышленостью: то лисий или волчий выводок выследит, то еще чем угодит.
Денис упросил отца сделать Никишке сапоги и подарить старое ружье. Вскоре Никишка сделался постоянным товарищем в охотничьих забавах.
Впрочем, Денису приходилось участвовать и в большой, настоящей охоте, которую устраивал Василий Денисович совместно с соседями-помещиками.
Поездка куда бы то ни было вместе с отцом доставляла Денису большое удовольствие. Отношения между ними не оставляли желать лучшего. После происшедших изменений в судьбе отца привязанность к нему Дениса возросла. Да и отец, кажется, любил старшего сына больше других детей.
Однажды они поехали в коляске к соседу-помещику покупать лошадей. Денис оказался хорошим помощником. С видом знатока он осматривал каждого коня, подавал весьма дельные советы. Когда возвращались обратно, Василий Денисович сказал:
– Ну вот, дружок, ты становишься совсем взрослым. И, право, нам давно следует поговорить о твоем будущем…
Денис насторожился. Он никогда не скрывал от отца своего твердого решения идти на военную службу. Зачем же затевался такой разговор?
– Вы знаете, батюшка, – тихо и почтительно ответил он, – я буду служить…
Василий Денисович грустными глазами посмотрел на сына и тяжело вздохнул:
– Я понимаю… Но тебе известно, дружок, как ограничены наши средства. А чтобы не умалить своего достоинства, молодому офицеру, особливо гвардейцу, необходимы лишние расходы… И немалые. Знаю по себе… – Он сделал короткую паузу, вытер платком лоб и с неожиданной резкостью добавил: – Достоинства же своего и чести Давыдовы никогда не роняли! Запомни!
– Чего же вы желаете, батюшка? – низко склонив голову, дрогнувшим голосом спросил Денис.
– Я желаю, чтобы ты сам хорошенько подумал, – произнес Василий Денисович. – Есть много способов служить с пользой для отечества и необременительно для семьи… Мне сообщили, что тебя и Евдокима можно записать в архив иностранной Коллегии…
– Нет, нет, батюшка! – горячо перебил Денис, схватив руку отца. – Я избрал военное поприще. Я не прошу ничего, кроме вашего благословения! Я соглашусь скорее служить простым солдатом, чем сидеть в канцеляриях… Мне даже слово это противно… Не принуждайте меня, батюшка!
Взволнованность сына до глубины души тронула Василия Денисовича. Он понял, что никакие уговоры не помогут. Да и сам на месте сына поступил бы так же! «Что ж, может быть, прав окажется Суворов, пусть идет мальчик своей дорогой. Одного как-нибудь устроим, а Евдокима определим в гражданскую».
И Василий Денисович нежно привлек к себе сына, поцеловал в горячий лоб:
– Успокойся, дружочек… Неволить тебя никто не собирается. Пусть будет по-твоему!
IV
Среди московских знакомых Василия Денисовича своим умом и образованностью выделялся симбирский помещик и масон Иван Петрович Тургенев. Когда-то он принадлежал к кружку известного просветителя Николая Ивановича Новикова, был за это даже выслан и лишь недавно опять появился в Москве.
Денис подружился со старшими его сыновьями – Андреем и Александром, учившимися в Московском университетском пансионе. Мальчики были общительны, любили поспорить на литературные и философские темы. Правда, многие вопросы, интересовавшие братьев, Денису были непонятны и чужды, но литература его увлекала. Братья наизусть читали стихи Державина, басни Хемницера и Дмитриева. Они познакомили Дениса с альманахами, изданными Николаем Михайловичем Карамзиным. Андрей Тургенев, бывший года на три старше однолеток Дениса и Александра, сам пробовал сочинять. Некоторые его стихи уже печатались.
Как-то раз Александр, всегда оживленный и любезный, встретив Дениса, сказал:
– Приходи вечером к нам… Один пансионный приятель свои стихи читать будет… Чудо! Гений! Сам Карамзин хвалит!
Денис, давно подметивший в Александре склонность всех производить в гении, приглашение все же принял и вечером отправился к Тургеневым.
