Николай Горностаев - Мы воевали на Ли-2
Дни и ночи слились в нескончаемую череду. Спать приходилось урывками. Самолетов не хватало. И поэтому летали на них днем молодые летчики, ночью — те, кто освоил ночные полеты и бомбометание. На полигоне бросали цементные бомбы, и они со свистом врезались в подтаявший снег. Иногда срывались снегопады, низко нависали тяжелые свинцовые тучи. В такие дни нам еще больше прибавлялось работы — экипажи отрабатывали пилотирование по приборам. Огромная нагрузка легла на плечи коммунистов — опытных летчиков. Заместитель командира полка К. Н. Иванов, командиры эскадрилий К. Я. Меснянкин, И. И. Калинин, В. Тамбовкин, В. Д. Ширинкин, командиры отрядов Н. В. Савонов, С. И. Гиричев, А, Д. Щуровский, Б. М. Таций и многие другие сутками не уходили с полевых аэродромов. К 22 апреля 1942 года формирование полка закончилось.
Отмечено оно было единственным событием — 23 апреля экипаж старшего лейтенанта И. Н. Владимирцева получил боевой приказ: произвести выброску десанта в глубоком тылу врага у Белой Церкви.
Стемнело быстро. Снег сошел, сырая земля пахла прелым листом, травой. Машину готовили тщательно, и замечаний от экипажа не поступило. Занял свое место командир, следом за ним вошли в самолет старший штурман полка капитан С. С, Соколов, радист лейтенант Г. А. Буланов, борттехник техник-лейтенант Ф. И. Ващенко, стрелок старшина В. Е. Юрин. В полной темноте к самолету подошла полуторка. Бесшумно, словно ночные тени, скользнули в проем фюзеляжа десантники.
Взревели двигатели, кинжальный свет прожектора ночного старта высветил взлетную полосу, и серебристый в этом ярком свете машина пошла на взлет.
Мы остались ждать.
Когда встретили самолет, продефектировали его и на исходе ночи, к рассвету, пришли в барак.
Ващенко пил чай большими глотками. Стрельников, Уткин и я молча ждали, пока он поставит кружку. Все мы устали, бессонная ночь давала о себе знать. Поработать на машине, которая вернулась из полета, пришлось не жалея ни сил, ни рук.
— Хреновое это дело, война, — сказал наконец Ващенко. — Ли-2 жалко, здорово его посекло.
— Скажи спасибо, что целы сами, — буркнул Стрельников. — А машину подлатаем.
… На боевой курс экипаж Владимирцева лег сразу же после взлета. Набрали высоту, ушли выше облаков. Линию фронта определили по пожарам, которые увидели и разрывах туч. В районе Трубчевска, а чуть позже — Конотопа фашисты попытались поймать Ли-2 прожекторами, били зенитки, но дважды со скольжением командир уводил машину из опасной зоны. Киев обошли стороной. Снизились. С первого же захода выбросили десантников в нужном квадрате. И снова вверх, к серебристой спасительной холмистой равнине облаков.
— А вот под Можайском нам не повезло. — Ващенко снова налил кружку чая. — Облака остались сзади, и мы выскочили, как на арену. Схватили прожектористы нашу машину цепко. Уйти не удалось. Вот тут они за нас и взялись. Два снаряда мы поймали почти одновременно, У меня осколками парашют побило. Хорошо, успел аварийно выпустить шасси и закрылки. Так вот и топали в посадочном варианте…
Мы слушали борттехника и знали, что в бараке авиаторы так же жадно слушали штурмана, стрелка командира экипажа. Начиналась боевая работа. Кто закончит ее и где? А кому повезет меньше, чем Владимирцеву?.. И каждый думал о своей судьбе…
Через день после того, как мы восстановили поврежденную машину, прошумел короткий весенний дождь над аэродромом, вспыхнула радуга и зазвенели в небе жаворонки. Мы вдруг заметили, что поля вокруг зазеленели, желтыми звездочками брызнули цветы одуванчиков. Блаженная истома разлилась по телу. Но к действительности нас очень быстро вернул начальник штаба:
— Всем свободным от полетов летчикам и техникам — вооружиться лопатами и ломами. Будем рыть щели за стоянками самолетов. Первая эскадрилья!..
Сказать, что копать землю нам нравилось, я не могу. Может, потому, что не очень верили в возможность вражеского налета, да и слухи, солдатский телеграф, ходили, что недолго нас здесь держать будут. Все рвались бить врага, хотелось настоящей боевой работы. Во всяком случае, как только наши летуны увидели комиссара — майора (впоследствии подполковника) А. Г. Павлова, к нему тут же выслали делегацию. Дескать, заняты мы на строительных работах, используют нас не по назначению.
— Нам учиться воевать нужно, — рассудительно сказал капитан В. А. Устюжанин, — материальную часть изучать.
— Хитрецы, — улыбнулся Павлов. — Ждите меня, приказ остается в силе.
А через три минуты комиссар вернулся:
— Есть, братцы, дело, — сказал он. — Машина с моторами, запчастями для наших Ли-2 пришла. Надо разгрузить. Заодно и матчасть изучите. Начштаба дозволил. Пошли, а?
И неторопливой походкой двинулся к машине, стоявшей у полковой каптерки. Комиссара мы любили. Выше среднего роста, крепко сбитый, спокойный и рассудительный, он быстро пришелся всем по душе. К людям такого ранга присматриваются внимательно. Но Анатолий Георгиевич делом и словом доказал, что ему не зря доверили эту партийную должность. Он был своим у летчиков, потому что отлично летал, у техников — потому что в авиационной технике для него секретов не было. К тому же ненавязчиво, легко он умел спорить с людьми, разными по званию, возрасту, разными по характеру. Его и любили за эту мягкость и простоту.
Последние ящики с запчастями втиснуты на стеллажи, моторы поставлены под крышу.
— Перекур, — объявил Павлов. — Ай да мы, молодцы.
И подсел к нам, техникам. Откинувшись назад, сладко прищурился, подставляя лицо солнцу.
— В деревне у нас уже сеять должны, — сказал он, — Теплынь-то…
— Где твоя деревня? — поднял на меня глаза старшина Василий Милюков.
— Под Малоярославцем, — сказал я, — Лыково.
— Под немцем?
— Освободили к апрелю.
— Милюков, а ты-то откуда? — Комиссар больше еще щурился на солнце. — Где семья? Пишут?
Каким-то шестым чувством он чувствовал человеческую боль и готов был прийти на помощь.
— В Белоруссии мои все остались, — тихо сказал старшина. — Лютует там фашист. Вестей с первого дня войны никаких нет.
— Кто еще не знает о своих родных?
— Я не знаю, — сказал старшина К. П. Родин. — Отец собирался в партизаны, а что с семьей — неизвестно. Мы в пригороде Орла жили. Тоскливо, когда ничего не пишут, товарищ комиссар.
— А мои на Украине остались, — вступил в разговор воентехник второго ранга А. С. Гончаренко. — Тоже молчат.
— Утешать не стану, — сказал Павлов. — Злее драться будете. А чем смогу помочь — помогу. Милюков, сегодня же собери у наземного состава данные о родных, оставшихся в тылу врага. Через партизан попробуем навести справки. Наши ведь летают и к белорусам, и на Украину, и на Орловщину. Еще просьбы есть?