Дмитрий Лисейцев - Царь Иван IV Грозный
А через два месяца в жизни Ивана произошло событие, раз и навсегда изменившее ход его жизни. Утром 3 апреля 1538 г. внезапно скончалась его мать, Елена Васильевна Глинская. В тот день для Ивана, ставшего круглым сиротой, кончилось детство.
Боярское правление
«Горе мужу, которым управляет жена, горе городу, которым управляют многие!»
Книга премудрости Иисуса, сына СираховаСмерть Елены Глинской была скоропостижной, свидетельств тому, чтобы ее кончине предшествовала хотя бы скоротечная болезнь, не сохранилось. Неудивительно поэтому, что вскоре после смерти княгини-регентши по стране, а затем и за ее пределами поползли слухи о том, что скорая на расправу правительница была отравлена собственными боярами. Недавно проведенные исследования останков Елены Глинской выявили присутствие в ее костях заметного количества ртути и мышьяка, что может указывать на следы отравления. Однако следует учитывать и то, что в XVI в. названные выше ядовитые вещества нередко бывали составными частями лекарств и даже женской косметики. Поэтому торопиться с выводами не следует. Позднее сам Иван Грозный, легко обвинявший своих недоброжелателей как в реальных, так и в мнимых преступлениях, не высказал даже предположения об отравлении матери, не забыв, впрочем, припомнить одному из бояр, князю Михаилу Тучкову, что после смерти Елены Глинской тот «много говорил о ней надменных слов». Однако в том, что недовольство правлением Елены Глинской среди московского боярства присутствовало, сомневаться не приходится.
Уже на шестой день после смерти Елены Глинской бояре князья Шуйские схватили любимца покойной регентши, князя Ивана Телепнева, и бросили его в темницу, сковав теми же цепями, в которых умер Михаил Глинский. Привязанность великого князя к фавориту матери бояр не остановила – Телепнев вскоре умер в заточении. У семилетнего сироты отобрали и отправили в ссылку и его кормилицу – боярыню Аграфену Челяднину. В жизни Ивана наступили черные времена. Великий князь московский был лишен не только участия в государственных делах, но порой и элементарной заботы, вследствие чего ему с братом иногда приходилось ложиться спать голодными. Предоставим слово самому Ивану IV: «Нас же с единородным братом моим… начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде и в пище. Ни в чем нам воли не было, но все делали не по своей воле и не так, как обычно поступают дети. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не взглянет – ни как родитель, ни как опекун, и уж совсем ни как раб на господ. Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные бесчестные страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя».
Боярское правление сопровождалось беззастенчивым разграблением государевой казны. Под разными предлогами бояре запускали руки в царскую сокровищницу, присваивая себе десятилетиями копившиеся великими московскими князьями богатства. Происходившее на протяжении нескольких лет беззаконие Иван IV описывал позднее, не жалея черных красок: «Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Все расхитили коварным образом: говорили, будто детям боярским на жалованье, а взяли себе… А о казне наших дядей что говорить? Всю себе захватили. Потом напали на города и села, мучили различными жестокими способами жителей, без милости грабили их имущество. А как перечесть обиды, которые они причиняли своим соседям? Всех подданных считали своими рабами, своих же рабов сделали вельможами, делали вид, что правят и распоряжаются, а сами нарушали законы и чинили беспорядки, от всех брали безмерную мзду… Хороша ли такая верная служба? Вся вселенная будет смеяться над такой верностью! Что и говорить о притеснениях, бывших в то время? Со дня кончины нашей матери и до того времени шесть с половиной лет не переставали они творить зло»!
Не без горькой иронии писал Иван Грозный о том, как ходивший в более чем скромной для человека его положения одежде князь Иван Шуйский внезапно оказался владельцем огромных «родовых» богатств. «А бесчисленную казну деда нашего и отца нашего забрали себе и на деньги те наковали для себя золотые и серебряные сосуды и начертали на них имена своих родителей, будто это их наследственное достояние. А известно всем людям, что при матери нашей у князя Ивана Шуйского шуба была мухояровая зеленая на куницах, да к тому же на потертых; так если это и было их наследство, то чем сосуды ковать, лучше бы шубу переменить».
«Земский собор». Художник С. Иванов
Между боярскими кланами завязалась борьба за власть и влияние. Позднее сам Иван Грозный напишет: «Подданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правителя, об нас же, государях своих, никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе, и перессорились при этом друг с другом. И чего только они не натворили! Сколько бояр наших, и доброжелателей нашего отца и воевод перебили! Дворы, и села, и имущество наших дядей взяли себе и водворились в них… Князь Василий и Иван Шуйские самовольно навязались мне в опекуны и таким образом воцарились; тех же, кто более всех изменял отцу нашему и матери нашей, выпустили из заточения и приблизили к себе. А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея, и на этом дворе его люди, собравшись, подобно иудейскому сонмищу, схватили Федора Мишурина, ближнего дьяка при отце нашем и при нас, и, опозорив его, убили. И князя Ивана Федоровича Бельского и многих других заточили в разные места. И на церковь руку подняли: свергнув с престола митрополита Даниила, послали его в заточение. И так осуществили все свои замыслы и сами стали царствовать». Иван Васильевич перечисляет здесь основные, на его взгляд, преступления бояр Шуйских: казнь очень влиятельного при дворе Василия III и Елены Глинской дьяка Федора Мишурина в октябре 1538 г., арест одного из главных соперников клана Шуйских – боярина князя Ивана Бельского (осень 1538 г.), низложение возглавлявшего 17 лет Русскую православную церковь митрополита Даниила (февраль 1539 г.).
Владычество князей Шуйских не было безраздельным, их власть оспаривала другая придворная боярская группировка, возглавленная князьями Бельскими. Глава семейства Бельских, князь Иван Федорович, летом 1540 г. был выпущен из заточения и вскоре, пользуясь доверием великого князя, оттеснил на вторые роли Шуйских и их сторонников. Ситуация при дворе и в стране в целом стала меняться: в декабре 1540 г. из-под стражи была выпущена семья покойного князя Андрея Старицкого. Планировался военный поход на Казань, где московские власти предполагали посадить на престол своего ставленника. Под этим предлогом из Москвы был окончательно удален глава клана Шуйских – князь Иван Васильевич Шуйский, которого назначили главным воеводой в полках, готовящихся к казанскому походу. Поход этот, однако, так и не состоялся в связи с вторжением летом 1541 г. в русские земли крымского хана Сахиб-Гирея. Набег крымчаков был остановлен на р. Оке у города Ростиславля полками под началом боярина князя Дмитрия Федоровича Бельского. Бывший правитель страны, Иван Васильевич Шуйский, тем не менее так и продолжал стоять со своими отрядами во Владимире до самого конца 1541 г. Его долгое пребывание вдали от столицы уже нельзя было считать ничем, кроме опалы. Именно так трактовал удаление старшего из Шуйских из Москвы и сам Иван Грозный: «Когда я стал подрастать, то не захотел быть под властью своих рабов; и поэтому князя Ивана Васильевича Шуйского от себя отослал».
