Виктория Торопова - Сергей Дурылин: Самостояние
Это объяснение Разевига, высказанное в 1907-м, осталось верным и во все последующие годы, когда многие, даже близко стоящие люди выражали непонимание Дурылина. Позже в письме к матери Таня написала: «Есть люди, которые стремятся охватить явления окружающего мира во всей их полноте и разносторонности, установить гармонию и связь между всеми вопросами философии, жизни, нравственности, религии. Не выработав своего цельного отношения к окружающему, не определив своего места в мировой и общественной жизни, они не могут отдаться практической деятельности: не удовлетворение, а нравственное страдание доставит она им, душевную раздвоенность и мучительную бесплодную борьбу с самим собой… Они не чувствуют себя вправе жить, не зная, зачем они живут. Таков Серёжа» (выделено мной. — В. Т.) [37].
«ПОСРЕДНИК» И «СВОБОДНОЕ ВОСПИТАНИЕ»
Целые дни Дурылин проводит в Румянцевской библиотеке, штудирует и конспектирует труды философов, историков, тома по истории литературы и театра. Своими университетами Дурылин считал помимо Румянцевской библиотеки Малый и Художественный театры, в которых он получил, по его признанию, воспитание, которое дало чрезвычайно много и уму, и сердцу, и гражданским чувствам, и мысли. Третьяковская галерея стала для Дурылина академией искусств. В отдельную тетрадь он вносил записи живых впечатлений от спектаклей «Орлеанская дева» с М. Н. Ермоловой, «Горе от ума» с А. П. Ленским, «Доктор Штокман» с К. С. Станиславским, от первых пьес Максима Горького, поражавших смелостью своей мысли и слова. Спустя годы Сергей Николаевич записал о Горьком: «Я не люблю его, но в моей „нелюбви“ есть что-то, что заставляет меня остановиться и прислушаться к нему»[38].
Летом 1905-го Дурылин был зачислен в штат издательства «Посредник», сотрудничать с которым начал ещё в 1904 году. Помогла рекомендация секретаря издательства Николая Николаевича Гусева, с которым познакомился в Рязани в 1903-м, где Гусев отбывал ссылку и «склонял молодёжь к толстовству». С секретарём Л. Н. Толстого, будущим его летописцем и директором его музея в Москве — Н. Н. Гусевым — дружеские отношения сохранятся на всю жизнь.
В «Посреднике» окунулся в литературную среду, к которой стремился. В редакции царила атмосфера высокой мысли и всечастно ощущалось влияние личности Л. Толстого, под патронажем которого работало издательство. Привлекало Сергея в «Посреднике» и то, что по копеечной цене для широких народных масс издавались книги классиков и произведения современных писателей: Н. С. Лескова, М. Горького, Н. Д. Телешова, В. М. Гаршина, В. Г. Короленко. Офени разносили эти книжки по городам и весям, доносили и до Сибири. Хотя в деревнях покупателями и читателями их была в основном сельская интеллигенция. Простой народ, о котором радел в то время Дурылин, предпочитал покупать лубочные издания. Л. Н. Толстой редактировал некоторые книги, писал предисловия, напечатал несколько своих произведений и «Круг чтения». Читая в первый раз гранки рассказа Толстого с поправками рукой «самого Толстого!» — Дурылин думал: «…я счастливей всех!» В «Посреднике» он понял, что его призвание — литература.
Поэтом Сергей Николаевич себя уже ощущал: в 1907-м у него была целая тетрадка стихов. (Она до нас не дошла, так как в 1919-м в Сергиевом Посаде, готовясь к монашеству, он бросил её в огонь.) В драматической поэме Дурылина «Дон Жуан»[39] есть такие строки: «Не до конца правдива наша правда, // И вымысел наш ложь не до конца…» Эта мысль будет встречаться в его рукописях в разные годы. Он будет применять её эпиграфом ко многим жизненным ситуациям. В письме Тане Буткевич он выписывает эти строки и ещё один стих из «Дон Жуана»:
… С каким восторгом я
Сквозь ярость и мятеж борьбы, внимая кличу,
Бросался в бой страстей и в буйство бытия,
Чтоб вынести из мук — Любовь, свою добычу.
И сообщает: «Я выписал эти два стиха из моего „Дон Жуана“ эпиграфом ко всему, что я думаю, говорю, пишу, делаю»[40].
Первую часть «Дон Жуана» Сергей Николаевич читал друзьям. Впечатление у них было настолько сильное, что «дух захватывало». Дурылин писал её в пору светлых надежд, ожидания чуда. Вторая часть пришлась на время разочарования и отчаяния. И руки от неё отвалились, бумага стала камнем. «Вместо чаши с вином — урна с пеплом. Тут ведь Белый только выразил, что и во мне, и в Воле, и в ком ещё…»[41]
Поэт Борис Садовской лестно отозвался о стихах Дурылина: «Ваши стихи, дорогой Сергей Николаевич, брызнули мне в душу чистой росой поэзии. В них есть то, чего не хватает большинству молодых поэтов — свободная, искренняя непосредственность вдохновения…»[42] Особо удачными он считает стихотворения «Старая царевна»[43] и «Принцесса Акварели».
«Слышу, что жива ещё Вера Фигнер. Ей, верно, под 70, если не все 70. В 1904 г. — до революции 1905 г. — весть о её освобождении из Шлиссельбурга была встречена с необыкновенной радостью. Она была героиня для многих. Её имя было овеяно каким-то особым обаянием». Это запись 1924 года во второй тетрадке «В своём углу». А в 1906 году Дурылин был обрадован получением книжки стихов Веры Фигнер с дарственной надписью: «С. Дурылину от автора. В. Фигнер. 5. XII.1906»[44]. Он был в восторге: от самой Веры Фигнер! С её надписью! Знакомы они не были. Что же оказалось? И. И. Горбунов-Посадов послал ей составленный Дурылиным и изданный «Посредником» сборник стихов разных поэтов, направленных против смертной казни. (По просьбе Л. Толстого в 1906 году Дурылин собирал для него материалы против смертной казни.) И она сочла необходимым поблагодарить составителя. Многие ему завидовали.
В сентябре 1907 года при «Посреднике» начал выходить журнал «Свободное воспитание». Он объединил вокруг себя всех принципиальных врагов казённой школы, начиная с Льва Толстого до Н. К. Крупской. Редактор издательства и журнала И. И. Горбунов-Посадов пригласил Дурылина в секретари редакции и «ближайшие сотрудники» и поручил ему вести отдел «Из книги и жизни». В той рубрике издавалось всё, что удавалось найти о трудовом, свободном воспитании, развивающем в ребёнке творческое начало и «самодеятельность», в противовес казённому: «пассивному восприятию» и «подражанию». Опыт яснополянской школы был взят за основу. Сотрудники гордились постоянным сотрудничеством в журнале Льва Толстого, но и с трепетом ждали строгого суда писателя над их статьями.
За годы работы в журнале (1907–1913) Дурылин досконально изучил передовые методы воспитания не только российских школ и педагогов, но и многих стран Европы, США. Он накопил значительный опыт в осмыслении проблемы свободы в воспитании и обучении и напечатал «бездну педагогических статей»[45]. Среди них: «Эксперимент или пытка? (к вопросу об экспериментальной школе)», «Педагогика творческой личности», «Что дала Гоголю школа?», «Воспитание как источник душевного здоровья детей и душевных болезней», «Л. Н. Толстой как школьный учитель», «Современная школа и художественное образование» и др. А в первом номере, где опубликовали статью Л. Толстого «Беседы с детьми по нравственным вопросам», было напечатано начало статьи Дурылина «История одной свободной школы» с продолжением в следующем номере. На высказанную Дурылиным мысль, что педагогу тоже нужна свобода, Л. Толстой отозвался: «…свобода всегда бывает для чего-нибудь и от чего-нибудь… Можно ею воспользоваться для чего угодно. Настоящая свобода возможна только при соблюдении нравственного закона. Только религиозный человек — свободный человек»[46] (выделено мной. — В. Т.). Через несколько лет Дурылин придёт к этому же убеждению и в своей педагогической практике будет исходить из этого посыла. Но об этом речь впереди.
