Юрий Прокушев - Юность Есенина
Есенин не только слушал с интересом, но иногда и сам под впечатлением рассказанного начинал фантазировать и «сочинять». «Толчки давала бабка. Она рассказывала сказки. Некоторые сказки с плохими концами мне не нравились, и я их переделывал на свой лад»[36], - писал он позднее. В стихотворении «Бабушкины сказки», опубликованном в 1915 году в детском журнале «Доброе утро», Есенин вспоминает, как в долгие зимние вечера они, деревенские ребятишки, затаив дыхание, слушали увлекательные истории:
В зимний вечер по задворкам
Разухабистой гурьбой
По сугробам, по пригоркам
Мы идем, бредем домой.
Опостылеют салазки,
И садимся в два рядка
Слушать бабушкины сказки
Про Ивана-дурака.
И сидим мы, еле дышим… (1,163)
Жизнь Есенина в доме Титовых отмечена и таким примечательным событием: по настоянию деда он рано начал одолевать грамоту по церковным книгам. «Читать начал с 5 лет»[37], - указывал поэт.
Так рос маленький Есенин под призором бабки и деда. Заметим, что еще сравнительно недавно время, проведенное в доме деда, рассматривалось по преимуществу только со стороны чуждых религиозных влияний на будущего поэта. Все то доброе, положительное, что способствовало пробуждению у Есенина поэтической фантазии, интереса к народным песням и легендам, сказкам, любви к природе и что во многом было разбужено в душе поэта не без доброго влияния деда и бабки, оказалось вне поля зрения, когда заходила речь о детстве Есенина[38]. Допускался при этом и еще один существенный просчет. В литературе о Есенине не получила должного освещения его жизнь за стенами дома Титовых, которая проходила совсем по-иному, чем в семье деда. «Уличная же моя жизнь, - писал поэт в 1924 году, - была не похожа на домашнюю (подчеркнуто мной. - Ю. П.). Сверстники мои были ребята озорные. С ними я лазил вместе по чужим огородам. Убегал дня на 2-3 в луга и питался вместе с пастухами рыбой, которую мы ловили в маленьких озерах, сначала замутив воду руками, или выводками утят. После, когда я возвращался, мне частенько влетало»[39]. Привольно чувствовал себя будущий поэт в константиновских лугах. «Раздольны, красивы наши заливные луга, - рассказывает сестра поэта. - Вокруг такая ширь, „такой простор, что не окинешь оком“. На горе как на ладони видны протянувшиеся по одной линии на многие километры села и деревни. Вдали, в дымке, синеют леса; воздух чист и прозрачен. В траве, в кустарниках, в небе на разные голоса поют, заливаются птицы. Любопытные чибисы, далеко завидев нас, допытываются: „Чьи вы?“ И хоть мы и кричим им насколько хватает голоса, что мы константиновские, они все равно не отстают от нас и задают все один и тот же вопрос: „Чьи вы?“ С весны до глубокой осени нас, ребят, манят к себе своими богатствами чудесные луга»[40].
Один из сверстников Есенина, товарищ по деревенским играм и похождениям, Кузьма Васильевич Цыбин вспоминает:
«Наши ребячьи походы в луга за Оку я хорошо помню. Бывало, ранним летним утром забегаешь к Есенину:
- Айда в луга!
- Сейчас выйду, жди на улице.
И вот мы уже на Оке. Переправившись на другой берег, отправляемся через луга к дальней косе. Песчаный берег косы, где такое раздолье для купанья, ее высокие травы с ежевикой и другими ягодами - наше любимое место. Иногда мы идем к Старице, затерявшемуся в лугах старому руслу Оки, берега которого покрыты зарослями ивняка и камыша.
Помню, как однажды, по пути к этой косе мы решили половить утят в одном из луговых озерец. Стремительный и ловкий Есенин был по этой части большой мастак. Поймав быстро одного за другим трех утят, он передал их мне с наказом: „Держать крепко“. Не успел Есенин отойти и несколько шагов, как один утенок, вырвавшись из моих рук, нырнул в воду и скрылся в камышах. Увидя это, Есенин взял у меня утят и начал распекать меня. Потом вдруг неожиданно подошел к берегу и… пустил одного, затем другого утенка в воду. И долго смотрел им вслед…
И еще вспоминаю, очень любил Есенин цветы. Весной до покоса наши луга - разноцветный ковер. Каких только цветов в них нет! Для него цветы - что живые друзья были»[41].
Особенно любил бывать Есенин в лугах во время сенокоса. В эти дни село как бы вымирало, все перебирались за Оку, жили там дружной артельной семьей в шалашах, привольно, весело, шумно. По вечерам не затихали в лугах песни, пляски, переливы тальянки, кругом слышались шутки, смех.
Я люблю над покосной стоянкою
Слушать вечером гуд комаров.
А как гаркнут ребята тальянкою,
Выйдут девки плясать у костров.
Загорятся, как черна смородина,
Угли-очи в подковах бровей,
Ой ты, Русь моя, милая родина,
Сладкий отдых в шелку купырей. (1,145)
Часто вместе с деревенскими ребятами Есенин отправлялся в ночное, ездил на Оку поить лошадей. «Ночью луна, - вспоминал он, - при тихой погоде стоит стоймя в воде. Когда лошади пили, мне казалось, что они вот-вот выпьют луну, и радовался, когда она вместе с кругами отплывала от их ртов»[42].
Вечер на Оке в Константинове.Среди своих сверстников и товарищей по уличным забавам Серега Монах (прозвище Есенина в детстве) был признанным коноводом, неутомимым выдумщиком и заводилой по части различных мальчишеских игр и забав, драчуном и забиякой.
Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой. (2, 109)
«За озорство, - вспоминает Есенин, - меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: „Ты у меня, дура, его не трожь. Он так будет крепче!“»[43]
Мало кто из константиновских мальчишек так проворно и ловко карабкался по деревьям, как Есенин, не было среди них и лучшего «специалиста» по части птичьих гнезд и яиц. «Многим, - рассказывал он позднее, - кому грачи в полдень после пахоты мешали спать, я снимал гнезда с берез, по гривеннику за штуку. Один раз сорвался, но очень удачно, оцарапав только лицо и живот да разбив кувшин молока, который нес на косьбу деду» [44].
Постоянными спутниками во всех его похождениях были Клавдий Воронцов - сирота, выросший в доме константиновского священника Смирнова, и Тимофей Данилин - сын деревенской нищенки. Немного позднее Есенин подружился с Николаем Сардановским - сыном учительницы, каждое лето с 1907 года приезжавшей со своими детьми в Константиново[45].
