Константин Евграфов - Николай Крючков. Русский характер
– Коль, ты куда? – спрашивали его.
– Вы тут занимайтесь своими делами, а у меня свои дела. Я творчеством займусь.
И вот проходит неделя, снимают последнюю сцену. Мхатовцы говорят:
– Все, Коля, проспорил. Пришла пора расплачиваться.
А Николай Афанасьевич относился к спорам свято: проспорил – плати.
Итак, последняя сцена. Массовка.
– Приготовились!.. Мотор!..
И вдруг жуткий крик:
– А-а-а!
– Стоп! Кто кричал? Сорвали!..
Смотрят и видят – Крючков стоит в воде, в черном костюме, белой рубашке, при галстуке и прижимает к груди огромного леща. А он грязный, весь в тине.
– А-а-а!
Это был миг торжества. Прямо по Хемингуэю. Все-таки прикормка соблазнила леща, и он попался.
– Ну что оторопели, мхатовцы? Гоните ящик коньяку по системе Станиславского! Вот так вот!
Мхатовцы изобразили немую сцену.
«Серега, я – Черчилль!»В 1957 году в Индии проходил фестиваль советских фильмов. В составе нашей киноделегации были Николай Крючков, Сергей Столяров, Людмила Касаткина, Клара Лучко, Ольга Заботкина, Иосиф Хейфиц, Сергей Юткевич. Представительная делегация! И принимал ее сам премьер-министр Джавахарлал Неру, который выступал за вечную дружбу двух народов.
Встречали кинематографистов фантастически! Дели, Калькутта, Бомбей – миллионы людей на улицах, шикарные номера в лучших гостиницах.
И тут Радж Капур устроил у себя неофициальную товарищескую встречу кинематографистов двух стран. А надо сказать, тогда в Индии был сухой закон. Но Раджу разрешено было держать для гостей бар: виски, коньяк, водку, вино – все что душе угодно. Никто, правда, не увлекался предоставленной возможностью, но тем не менее гости пришли в благодушное состояние. Вечер удался на славу. Было уже поздно, когда Крючков со Столяровым вернулись в свой шикарный номер, а не остывший еще от возбуждения Николай Афанасьевич все изливал свои чувства:
– Все здорово получилось, старик. Все нормально. Даже оскоромились – и теперь все!
– Давай спать, Коля.
– Давай.
Столяров лег, а Крючков что-то замешкался и вдруг зовет:
– Смотри, Серега, я – Черчилль!
Сергей Дмитриевич открывает глаза и видит картину: хрустальная люстра, золоченые бра, потрясающий палас, а перед ним стоит в черных сатиновых советских трусах Афанасьич с огромной сигарой во рту.
– Я – Черчилль, Серега! Я – Черчилль!
А Черчилль был тогда одиозной фигурой – «поджигатель войны», объект для карикатуристов с этой дымящейся сигарой в зубах.
Афанасьич ходил босиком чаплинской походкой по номеру и бормотал:
– Ну вот, Серега, я – Черчилль.
Так под это бормотанье Столяров и уснул. Проснулся от страшного крика:
– А-а-а!
В номере полумрак, дым, вонь – ничего не понять. Оказывается, Афанасьич так и лег с сигарой на кровать. И уснул. Сигара упала на матрас, набитый какой-то сухой индийской травой, и он стал тлеть. А когда стали тлеть сатиновые трусы и Афанасьича припекло, он понял, что горит.
Залили матрас и трусы водой из графина, бросились открывать окно… Да-а, холодная война. Чужая страна. Великолепный отель. Прием на высшем уровне. Мир, дружба! Что делать? Катастрофа! Кругом грязь, копоть, которую никак не скрыть…
– Все, Серега, абзац… Теперь я невыездной. Нет, все! Теперь меня в ЧК за это место – и порядок, все!
– Ладно, Коля, надо что-то придумать.
– Да все, Серега! Я теперь невыездной… А что делать?
– Послушай, давай поедем к послу!
Столяров был знаком с Бенедиктовым, который в ту пору был нашим послом в Индии.
– Расскажем ему, как дело было, – развивает свою идею Столяров, – может, он чего придумает.
Чуть свет приехали в посольство, рассказали обо всем послу. Бенедиктов поблагодарил за то, что приехали, предупредили.
– Ну что ж, – сказал, – будем ждать, какие шаги последуют с индийской стороны.
Подавленные, пошли обратно. Приходят в гостиницу, открывают номер, а там – будто ничего и не случилось! Чистота, порядок, новый матрас, свежее полотенце висит. Там вообще каждый день вешали свежие полотенца. Не как у нас – смотрят, не утащили ли чего дорогие гости.
Так был исчерпан этот инцидент с Черчиллем. И никаких последствий. Никакого международного конфликта.
Крючков Ленина не игралПосле одного выступления в целинном совхозе директор устроил в клубе для артистов небольшой ужин. Посла того как гости выпили и закусили, он стал приглашать Крючкова к себе домой.
– Дорогой Николай Афанасьевич! – умасливал он артиста. – Моя жена смотрела все фильмы с вашим участием. Она вас просто обожает и очень расстроится, если вы не зайдете ко мне в гости.
Крючкову не хотелось идти в гости: и степные дороги всех порядочно измотали, и от бесконечных концертов устали, да еще и завтра утром нужно было ехать дальше. Николай Афанасьевич объяснил все это директору, и артисты поддержали своего товарища, ссылаясь еще и на то, что уже поздно. Но хлебосольный хозяин был неумолим.
– Вы даже не представляете, как будет огорчена моя супруга: совсем рядом был ее кумир, и она не увидела его.
– А разве она не была на концерте? – удивился Крючков.
– Она дома стол накрывает, ждет вас. Ведь все ваши фильмы просмотрела, и не увидеть живого Крючкова!
Николаю Афанасьевичу стало неловко, и он задал последний вопрос директору, надеясь втайне все-таки как-то отмотаться от гостеприимства:
– А какой мой фильм ей больше всего нравится?
И тут хозяин, который, видно, вообще не смотрел кино, а только слышал некоторые названия фильмов, брякнул:
– «Ленин в Октябре»!
Крючков поднялся и вздохнул.
– Пошли, ребята. Нам завтра рано вставать. – И, выходя из-за стола, пояснил директору: – А товарища Ленина там играл не я, а товарищ Щукин. Но он, к сожалению, давно уже умер. Так что ничем не могу помочь. Привет супруге.
Как объяснялся хлебосольный директор перед своей супругой, о том история умалчивает.
Автограф БрежневаКак-то киностудия «Казахфильм» пригласила Крючкова к себе, чтобы заинтересовать ролью в новом фильме. Места для Николая Афанасьевича были знакомые еще по эвакуации, и он принял приглашение.
– Не понравится сценарий, так хоть порыбачу, – объяснил он друзьям.
Как он и предполагал, сценарий оказался слабым, беспомощным, роль невыразительной. Сценарий ему вручил один из начальников студии и заверил артиста, что такого материала у них еще не было. «И слава богу», – горько усмехнулся Крючков и с утра поехал на рыбалку. Настроение было испорчено, к тому же и погода испортилась, рыба не клевала, и он в дурном расположении духа вернулся в гостиницу. И тут звонок из киностудии. Звонит тот самый начальник, который всучил ему сценарий и вчера еще одаривал всеми знаками внимания.
