Джулиан Барнс - Уровни жизни
Но самый поразительный образ воздухоплавания создал Одилон Редон, не согласный с такой трактовкой. Редон собственными глазами видел полет «Гиганта», а также приходил посмотреть на «Великий дирижабль-пленник» Анри Жиффара, пользовавшийся успехом у публики на Всемирных выставках 1867 и 1878 годов в Париже. Именно в 1878 году Редон и создал рисунок углем, названный «Воздушный шар с глазом». На первый взгляд это не более чем остроумный художественный каламбур: над серым пространством реют слитые воедино шар и глаз. Глаз широко раскрыт; верхний край оболочки шара окаймляют ресницы. В гондоле виднеется условное изображение приплюснутой полукруглой формы: это макушка человеческой головы. Но весь тон этого образа нов и зловещ. Он чрезвычайно далек от избитых метафор воздухоплавания: свободы, духовного подъема, прогресса человечества. Вечно открытый глаз работы Редона внушает глубокую тревогу. Глаз небес; Божья камера слежения. А бесформенная голова наводит нас на мысль, что освоение пространства не очищает первопроходцев: мы просто переносим свою греховность в новое место.
Воздухоплавание и фотография как научные достижения несли практическую пользу обществу. И все же на раннем этапе их окутывала атмосфера таинственности и чуда. Те деревенские жители, что, вытаращив глаза, бежали за волочившимся по земле якорем дирижабля, с равной вероятностью могли ожидать появления и Симона Волхва, и Божественной Сары.
А фотография, видимо, ставила под угрозу нечто большее, чем самолюбие тех, кто позировал фотографу. Не только простолюдины из захолустья боялись, что фотокамера похитит их души. По воспоминаниям Надара, Бальзак исповедовал теорию личности, согласно которой сущность человека состоит из практически бесконечного множества спектральных слоев, наложенных друг на друга. Так вот, прославленный романист считал, что при «дагерровой операции» один из этих слоев отделяется и переносится в память магического аппарата. Утрачивался ли этот слой якобы навсегда или был способен к регенерации, этого Надар припомнить не смог; он лишь издевательски отмечал, что Бальзаку, отличавшемуся тучностью, не стоило слишком опасаться потери двух-трех спектральных слоев. Но такая теория — или фобия — была свойственна не одному Бальзаку. Ее разделяли его друзья-литераторы Готье и Нерваль, составлявшие вместе с ним, по определению Надара, «каббалистическое трио».
Феликс Турнашон был невероятно привязан к своей жене. Он вступил в брак с Эрнестиной в сентябре 1854 года. Этот внезапный союз удивил друзей жениха: невесте было восемнадцать лет, и происходила она из буржуазной семьи нормандских протестантов. Правда, за ней давали хорошее приданое; кроме того, женитьба подтолкнула Феликса уйти из-под материнского крыла. Однако при всех несуразностях этот брак оказался столь же нежным, сколь и прочным. Турнашон конфликтовал только со своими единственным братом и единственным сыном; оба были вычеркнуты (или вычеркнули сами себя) из его жизни. А Эрнестина всегда оставалась рядом. Если в его жизни и присутствовала хоть какая-то упорядоченность, то лишь благодаря стараниям жены. Даже во время крушения «Гиганта» близ Ганновера Эрнестина рядом с мужем. На ее средства было приобретено фотоателье; впоследствии фирма была переписана на нее.
В 1887 году, прослышав о пожаре в «Опера-Комик» и подумав, что в театре находился ее сын, Эрнестина перенесла удар. Феликс тут же вывез жену из Парижа в Сенарский лес, где у него было имение под названием «Эрмитаж». Там они провели следующие восемь лет. В 1893 году Эдмон де Гонкур так описал их быт в своем дневнике: «…вся жизнь сосредоточена вокруг мадам Надар, которая страдает расстройством речи и напоминает престарелую седую профессоршу. Она лежит, закутанная в небесно-голубой халат, подбитый розовым шелком. Надар, как заботливый фельдшер, постоянно рядом: поправляет на ней живописный халат, убирает с висков волосы, не скупится на касания и поглаживания».
Халат ее — bleu de ciel, цвета неба, куда они больше не поднимались. Оба теперь оказались привязаны к земле. В 1909 году, после пятидесяти пяти лет замужества, Эрнестина умерла. В тот же год Луи Блерио совершил перелет через Ла-Манш, окончательно подтвердив веру Надара в летательные аппараты тяжелее воздуха; воздухоплаватель телеграммой поздравил летчика. Блерио поднимался в воздух, а Эрнестину в это время опускали в землю. Блерио был в полете, а Надар в это время остался без руля и без ветрил. Эрнестину он пережил совсем не намного: в марте 1910 года Надар скончался в окружении своих кошек и собак.
К этому времени мало кто вспоминал его достижение в Пти-Бисетре осенью 1858 года. Сохранившиеся аэростатические фотографии лишь с большой натяжкой можно назвать удовлетворительными: требуется немалое усилие, чтобы вообразить восторг, с каким они были встречены. Но снимки эти знаменуют переломный этап взросления мира. Впрочем, весьма вероятно, что это звучит слишком напыщенно и выдает желаемое за действительное. Весьма вероятно, что мир развивается не за счет продвижения к зрелости, а за счет поддержания вечного отрочества, способного к восторженным открытиям. И все же это был переломный этап процесса познания. Условное наскальное изображение человека, первое зеркало, развитие портретной живописи, наука фотографии — каждый из этих шагов позволял людям отчетливее и беспристрастнее разглядеть самих себя.
Если даже мир по большей части пребывал в неведении относительно событий в Пти-Бисетре, события уже не могли повернуть вспять, перемены уже не имели обратной силы. И грех высоты был смыт.
Прежде крестьянин, устремлявший взор в небеса, к обители Бога, страшился грома, града и Божьего гнева, возлагая надежды на солнце, радугу и Божье благоволение. Теперь настали времена, когда крестьянин, устремляя взор в небеса, видел вместо всего перечисленного не столь уж страшное явление полковника Фреда Бёрнаби с сигарой в одном кармане и мелочью на полсоверена в другом; явление Сары Бернар и ее автобиографического кресла; явление Феликса Турнашона в настоящем плетеном домике с буфетной, латриной и фотостудией.
Единственные дошедшие до нас аэростатические фотографии Надара датированы 1868 годом. Ровно век спустя, в декабре 1968-го, на Луну стартовала миссия «Аполлон-8». Накануне Рождества космический корабль облетел обратную сторону Луны и вышел на лунную орбиту. Астронавты первыми из представителей рода человеческого наблюдали явление, для которого потребовался новый термин: «восход Земли». Пилот лунного модуля Уильям Андерс с помощью специально адаптированной для этой цели фотокамеры «Хассельблад» сделал снимки двух третей земной поверхности на фоне ночного неба. На его фотографиях Земля с вуалью из перистых облаков, спиралями штормовых вихрей, ярко-синими морями и будто заржавленными континентами. Впоследствии генерал-майор Андерс размышлял: «Мне кажется, этот восход Земли был для каждого из нас как удар в солнечное сплетение… Мы оглядывались на свою планету, на то место, откуда мы произошли. Наша Земля казалась красочной, притягательной и хрупкой в сравнении с весьма грубой, изрезанной, разбитой, даже унылой лунной поверхностью. Думаю, всех поразило, что мы преодолели двести сорок тысяч миль, чтобы увидеть Луну, а смотреть хотелось только на Землю».
