Василий Минаков - Фронт до самого неба (Записки морского летчика)
Это случилось, когда учебная программа в аэроклубе уже подходила к концу. На аэродром заехал летчик-отпускник, участник боев на озере Хасан. На его гимнастерке сверкал новенький орден Красного Знамени, и весь он, подтянутый, хваткий, дочерна загорелый, казался насквозь пропахшим дымами недавних битв. Затаив дыхание, слушали мы его рассказ о героических боях с обнаглевшими самураями.
— Хочу полетать с кем-нибудь из ваших питомцев, — обратился он вдруг к Бурьянову. — До чертиков соскучился по небу, да и посмотреть интересно, каких ребят вы нам готовите.
Кровь ударила в голову, когда инструктор кивнул в мою сторону:
— Ну-ка, Минаков, покажи, на что способен!
— Смотри, Василь, — зашептали ребята.
— Не подкачай!
— Но только в пределах курса, — строго напомни инструктор. — Без самодеятельности!
Он говорил еще что-то, но где там! Все мои мысли сосредоточились только на том, как бы не осрамиться перед таким гостем…
Сели, пристегнулись.
— Давай, Василек! Без самодеятельности, — послышался сзади веселый, озороватый голос. [18]
Сразу все стало легко и просто. Запустил мотор, вырулил на старт. Стартер дал отмашку, оторвались от земли. Разворот над аэродромом — в зону. Левый разворот, правый, мелкий и глубокий виражи. Стараюсь держать "стрелки по нулям". После штопора, не выводя машину из пикирования, набираю скорость и выполняю петлю Нестерова. Моей коронной фигурой был переворот. Но на этот раз перестарался, задержал ручку, и мы зависли вниз головой. Самолет слегка «посыпался», вихри прохладного воздуха ворвались в кабину. Срочно подбираю ручку, вывожу машину прямо на центр зоны. Время вышло, беру курс на аэродром. Оглядываюсь назад — какое мнение? Но пассажир не обращает на меня внимания, смотрит в сторону, любуясь закатом.
Приземлились.
— Ну, как прогулка? — встретил гостя инструктор Бурьянов.
— Молодец! Хорошо работает. Спокойно. И сказано было спокойно. Так, что сомнения быть не могло.
Трудно сказать, что я чувствовал в ту минуту…
Потом… Потом в аэроклуб прибыла комиссия с целью отбора лучших в прославленное Ейское военно-морское авиационное училище. Был объявлен маршрут зачетного полета: Минводы — Черкасск — Невинномысск — Минводы. В Черкасске остановка для заправки. Мне довелось лететь со старшим лейтенантом Николаем Герасимовичем Чертовым. Все шло нормально, рейс подходил к концу. Но на последнем этапе встретилась низкая облачность, пришлось опуститься до ста метров. Облака продолжали прижимать нас к земле. Пятьдесят метров… Козырек кабины плохо прикрывает лицо, капли дождя больно бьют по глазам. Надел очки, стало легче. Однако на малой высоте полоса просмотра сужается, трудно ориентироваться. И видимость еще хуже, летим, как в молоке. Вдруг внизу блеснули рельсы железной дороги. Счастливый случай. Схватил планшет, но сквозь мокрые стекла очков никак не могу разглядеть рисунок карты. Торопливо приподнял ее к глазам, край выдвинулся за козырек кабины. В тот же миг струя воздуха с силой отбросила планшет, целлулоид ударил в стекла очков, осколки резанули по векам. Одной рукой вытряхивая их, продолжаю вести самолет вслепую. Наконец приземлились. [19]
— Чем это ты был занят при подлете? — полюбопытствовал член комиссии.
Я рассказал о случившемся. Чертов страшно рассердился.
— Почему не передали мне управление? Подобные вольности на малой высоте категорически недопустимы!
Вот и все, теперь наверняка зарежет! Вид у меня был, должно быть, настолько жалкий, что экзаменующий отвернулся. Постоял, подождал, когда схлынет гнев, дал мне время как следует себя выдрать.
— В целом во время полета вы действовали грамотно. Ставлю пятерку.
Нет, что ни говори, а везучий я человек. И какие замечательные люди встречаются мне на пути! Или в авиации все такие?
Испытания на «везучесть» на этом не кончились.
На следующий день Ваня Алефиренко, Саша Черняховский, Разгонин, Хоткевич и я получили направление на комиссию и отправились в Пятигорск. Утро было прекрасное, о настроении и говорить нечего. Главное позади. Экзаменов мы не боялись, только что окончили школу. Медкомиссия? Но проходили же при отборе в аэроклуб. Что еще может помешать?
Оказалось — может. Я и забыл, что мне не хватает каких-то трех месяцев до возраста, установленного правилами приема. И вот все рухнуло! Предложили явиться через год.
Ребята искренне сочувствовали моему горю.
— Не расстраивайся, Василек, — обнял меня за плечи Ваня Алефиренко. У меня такое предчувствие, что в училище мы поедем вместе. Вот увидишь! Предчувствие!
Мать только обрадовалась: за год воды много утечет, может, и вовсе пройдет эта блажь у сына. Отец долго курил, хмурился. Вдруг с силой воткнул в пепельницу окурок, рывком поднялся, хлопнув ладонями по коленям.
— Вот что, Василь! Нюни не распускай. Ложись спать, утро вечера мудренее. Завтра вместе поедем в Пятигорск…
Легко сказать — ложись. Заснул я только под утро. Ни предчувствие Вани, ни решимость отца всерьез принимать не приходилось. Правила есть правила, военное [20] училище — не школа, не авиамодельный кружок, даже не аэроклуб.
Когда я проснулся, отец уже был готов. Чисто выбритый, строгий, в выходном шевиотовом костюме, в новой сатиновой косоворотке. От Минвод до Пятигорска езды полчаса. В вагоне молчали, каждый думал о своем. Я опасался, что отец в военкомате начнет шуметь и окончательно испортит дело. Впрочем, портить было нечего. Да и кто его станет слушать?
Отец не шумел, не горячился. Вежливо выслушал объяснение председателя, попросил разрешения сесть.
— Видите ли, товарищ командир, — начал издалека и как бы с натугой, я начал работать, когда мне не исполнилось и четырнадцати. Сначала учеником, потом слесарем, помощником машиниста… Руководил группой революционных рабочих, возраст не помешал. Правда, белоказаки едва не зарубили, когда угонял порожняк… Но не в этом дело. Дело в том, что когда паровоз на подъем идет, вся бригада ему помогает. Тут и пар держим "на марке", и уголька не жалеем, даже и дышим с ним заодно. Потому что такое дело — дай на момент упасть давлению…
Я слушал с досадой. Пошел про свое! Пар, давление, реверс… Занятые же люди! Извинятся, на дверь укажут, и все, конец…
— Да, паровоз… — вздохнул отец. — А если не паровоз — человек на подъеме? А ему вместо помощи — палки в колеса! Месяцев не хватает. А ждать целый год. Этот-то год вот и может как раз… я к чему и сравнил с паровозом…
Члены комиссии заулыбались, дружно обернулись ко мне. Кажется, от меня и в самом деле пар валил в ту минуту.
