Тяпкин А.,Шибанов А. - Пуанкаре
Анри — всеобщий любимец в доме. Но родственники приходят к единодушному мнению, что присматривать за этим тихим и послушным ребенком нужно не меньше, чем за иным сорванцом. Рассеянность может довести его до беды. И как только сочетаются в одной и той же голове живость и подвижность ума с полной невнимательностью к практическим мелочам? Никому еще невдомек, что рассеянность Анри лишь оборотная сторона другого свойства его натуры, что свидетельствует она о врожденной способности почти полностью отключаться, отвлекаться от окружающей действительности, глубоко уходя в свой внутренний мир.
Болезнь
Однажды ранним зимним утром, заглянув в детскую комнату, мадам Пуанкаре поправила сползшее одеяло на кроватке маленькой Алины, раздвинула шторы на окне и, склонившись над спящим Анри, обеспокоенно нахмурилась. Разметавшись, с мелкими бисеринками пота на лице, с прилипшими ко лбу влажными прядями волос, мальчик тяжело дышал во сне. Так началась болезнь, на несколько месяцев свалившая Анри в постель.
Внимательно осмотрев сына, Леон Пуанкаре изрек диагноз: дифтерия. В доме потянулись тревожные, томительные дни. Состояние Анри внушало самые серьезные опасения. Он не мог глотать даже жидкую пищу, и она текла обратно через нос. Когда же миновала непосредственная опасность со стороны дифтерии, пришла новая беда: болезнь осложнилась параличом ног и мягкого нёба. Анри превратился в немощного узника, прикованного к постели, с печатью молчания на устах. На бледном, прозрачном лице его выделялись лишь темные подвижные глаза, казавшиеся теперь особенно живыми и выразительными.
Силы очень медленно возвращались к измученному болезнью организму. Паралич ног отступил быстрее, чем паралич гортани. Шли месяцы, а Анри по-прежнему был бессловесным. Не на шутку встревоженные родственники начали опасаться, что он навсегда останется немым.
Анри рано начал говорить — около девяти месяцев. И сейчас все происшедшее с ним представлялось ему каким-то глупым недоразумением, чьей-то досадной оплошностью. Он стал особенно внимательным к звуковой стороне жизни, текущей совсем рядом, за дверями комнаты. Жадно ловит он малейшие шумы, пытаясь угадать по ним происходящие события, фиксирует случайные обрывки разговоров. Слух стал единственным связующим звеном между ним и остальной частью дома. Вслушиваясь в обращенные к нему нежные и участливые голоса, Анри пробует потихоньку повторять отдельные слова и фразы. Ведь, кажется, чего проще: сложить губы и немного напрячь гортань на выдохе. Но неподвижны онемевшие голосовые связки. Он стал вместилищем невысказанных звуков. Они такие же узники его немощной телесной оболочки, как и он сам. Анри заточен со звуками наедине, лишившись их, стал к ним ближе. Он бережно перебирает их, сортирует, любуется ими, как скупец любуется золотыми монетами, лежащими без употребления в сундуке. Вот, например, звук «а». Мысленно произнося его, Анри видит белое поле, белое до голубизны. Звук «э» — желтый, с зеленоватым оттенком. При звуке «и» воображению его рисуется красная с желтизной плоскость. Откровенно черный звук «о» дополняет цветовую гамму. Краски и звуки смешиваются в его сознании, вереница звуков и вереница красок. Звонкие детские голоса возносят в безоблачную синеву июньского неба торжественно-трогательные звуки католического гимна, и колышутся празднично-яркие одеяния прихожан. Это всплывает в памяти Анри картина процессии, прошедшей по улицам Нанси в праздник тела господня. Среди нестройной толпы детей он видит Алину, несущую эмблему голубя. Процессия проходит мимо, медленно удаляется. Постепенно стихают звуки, тускнеют краски, и Анри незаметно для себя погружается в дремотное забытье.
Много лет спустя психологи, обследуя гениального ученого, отметят у него нечасто встречающуюся особенность — красочное восприятие звуков. Каждый гласный звук ассоциируется у Пуанкаре с каким-нибудь цветом. Обычно способность эта, если она имеется, сильнее всего проявляется в детском возрасте. У Анри она сохранилась, хотя и в ослабленной форме, до конца жизни.
Исследователи жизни и творчества Анри Пуанкаре нередко обращались к вопросу: повлияла ли болезнь, перенесенная им в пятилетнем возрасте, на последующее его интеллектуальное развитие? Вряд ли стоит искать какой-то скрытый механизм непосредственного воздействия дифтерии на умственную деятельность. Но хочется отметить одно обстоятельство, связанное с особенностями протекания болезни, которое могло сыграть большую или меньшую роль в становлении личности этого выдающегося ученого.
Лишенный в течение девяти месяцев основного средства общения между людьми, Анри поневоле вынужден был размышлять и одиночестве, вести сам с собою нескончаемый диалог. Болезнь разом переключила его на напряженную внутреннюю жизнь. После этого многомесячного опыта, получив привычку к самостоятельному размышлению, к длительному умственному усилию, он уже не боялся оставаться наедине с собственными мыслями, а с годами стал даже предпочитать уединенность. Без этой способности не представишь себе ученого-мыслителя, теоретика, для которого привычны состояние внутренней сосредоточенности, глубокая погруженность в мир своих дум. Болезнь могла существенно стимулировать развитие у Пуанкаре этой склонности, уже заложенной в его натуре, ускорить становление аналитической способности его мышления.
Когда пришел конец вынужденному затворничеству, Анри стала посещать добрая фея в лице его маленькой сестры. Исхудавший, с обвязанной шеей, сидел он на кровати, обложенный подушками, а рядом стояла Алина, не отрывая от него преданного взгляда. Очень скоро они научились изъясняться на примитивном языке знаков. Придуманная Анри нехитрая система сигнализации не только позволяла им понимать друг друга, но и превратилась в своеобразную игру, внесла новый интерес в их общение.
К счастью, самые худшие опасения не оправдались: Анри обрел способность говорить. Но очень долго не проходила физическая слабость. Мать доверила вставшего с постели сына заботам младшей сестры, преданного н чуткого попечителя. Взявшись за руки, неторопливо прогуливались они по коридорам, комнатам, террасе, заново осваивая некогда привычные маршруты. Все заметили, что после болезни Анри очень переменился не только внешне, но и внутренне. Он стал робким, мягким и застенчивым. Не участвуя больше в шумных играх и возне своих сверстников, он предпочитал общество Алины. Это еще больше привязало их друг к другу. Интересы Анри переключились теперь на игры иного рода, требующие активной работы мысли, сообразительности.
