Кирилл Мерецков - На службе народу
Среди людей, приезжавших на завод в служебную командировку, особенно запомнился мне Б. И. Збарский. Как-то Снегирев сказал, чтобы я познакомил с производством прибывшего из главной конторы Товарищества господина инженера. Приезжий представился, назвав себя, что по отношению ко мне, простому рабочему, выглядело тогда удивительно. Спросив затем о моей фамилии, он улыбнулся и сообщил, что слышал обо мне от Льва Яковлевича. Польщенный, я показал Збарскому все, что мог. Тогда инженер пожелал выяснить, где труднее всего запаивать отверстия при повреждении аппаратуры. Говорю: вот там, в канифольном аппарате, где висят медные змеевики. Он попросил научить его паять их. Полезли мы внутрь, расположились, начал я объяснять, а он, оказывается, все знает, да еще и сам добавляет. Я даже рассердился: зачем же было залезать сюда? Тут он снова улыбнулся и сказал, что хотел передать мне личный привет от Льва Яковлевича. Я еле удержался от смеха, чтобы не обидеть приезжего. Но позднее я все же посмеялся, уже вместе со Збарским. Однажды в середине 20-х годов сидел я в президиуме торжественного заседания, а рядом оказался "господин инженер из Москвы". Борис Ильич сразу узнал меня, обнял, расцеловал, а потом долго вспоминал, как мы паяли змеевики.
Борис Ильич Збарский был известным специалистом еще до революции. Он работал биохимиком в Московском университете, а также изучал технологию производства метилового спирта и других продуктов сухой перегонки дерева. Как раз эти исследования и привели его в Судогду, на наш заводик. В 1924 году он вместе с профессором В. П. Воробьевым бальзамировал тело Владимира Ильича Ленина и длительное время затем возглавлял лабораторию при Мавзолее Ленина. Он руководил потом работой многих научно-исследовательских институтов, был лауреатом Государственной премии. В моей памяти он сохранился как человек отзывчивой души и с большим чувством юмора.
В 1916 году, во время одного из своих приездов, Л. Я. Карпов сообщил, что вскоре мне придется покинуть Судогду и вернуться в Москву. "Нет ли у меня возражений?" - спросил он. Я ни о чем не спрашивал и дал согласие. Вскоре по вызову Карпова уехал Снегирев, а через некоторое время администрация предприятия сообщила, что мне надлежит по делам службы отбыть в главную контору Товарищества, откуда пришел вызов. В Москве меня встретил Снегирев и устроил временно на Ольгинский химический завод. Впервые мы побеседовали тогда более откровенно, чем раньше. В присутствии Микова Яков Вениаминович сказал, что ко мне присмотрелись, что я внушаю доверие, и пора мне активнее действовать и прямо включаться в борьбу за лучшую участь рабочего класса. Я ответил, что готов. После этого Снегирев сообщил, что Л. Я. Карпов работает сейчас директором Бондюжского завода на Каме, возле пристани Тихие Горы, и хочет, чтобы я приехал туда.
Но осуществить поездку не удалось, так как меня должны были взять на войну. На фронте дела шли неважно, немцы и австрийцы продвинулись далеко на восток, призывная метла подметала тылы все энергичнее. Бондюжский завод не давал отсрочки от призыва, и мне пришлось возвратиться в Судогду. Знакомясь уже после революции с биографией Л. Я. Карпова, я узнал, что он вел в Тихих Горах большевистский кружок. И мне приятно сейчас думать, что Лев Яковлевич, быть может, видел там мое место.
Под красным флагом
Крах самодержавия. - Бурлящая провинция. - В большевистской ячейке. Памятный май. - Становлюсь красногвардейцем. - Пришел Октябрь. - Первые шаги военкома.
Главным поставщиком новостей во Владимирской губернии считалась газета "Старый владимирец". Она содержала сведения, несколько отличавшиеся от обычных, официальных. Это объяснялось тем, что ее издатели, связанные с партией кадетов, могли получать новости непосредственно из Питера и Москвы. Оторванные в своем лесном углу от российских центров и не всегда имея возможность побывать даже во Владимире, жители Судогды с нетерпением ожидали свежие газеты. Всех волновало, что происходит в столице. А судя по отрывочным сообщениям, надвигались грозные события. Газеты глухо писали о беспорядках и выстрелах на улицах в Петрограде, об ожидаемых переменах. Ходили всевозможные слухи о генералах-изменниках, о том, что царица продает Россию немцам. Большое оживление вызвало известие Об убийстве в конце 1916 года сибирского конокрада Г. Распутина, пользовавшегося неограниченным расположением царицы и распоряжавшегося в стране, как в своей вотчине. Особенно участились газетные сообщения о волнениях в конце февраля 1917 года.
Приезжают к нам на завод из Владимира двое служащих. Спрашиваем их, что происходит в городе. Они рассказывают, что губернатор Крейтон официально объявил о необходимости соблюдать полное спокойствие, пресекать всяческие слухи. Он заявил, что, по имеющимся у него сведениям, разговоры о каких-то переменах в государственном строе беспочвенны. Но этому никто не верит. Горожане оживились.
Местные политические деятели суетятся, собираются группами, устраивают какие-то совещания. "А как там рабочие?" - поинтересовался я. Они пожали плечами (скорее всего, не захотели отвечать человеку, который сам был рабочим). Впрочем, в этом отношении губернский город был не показателен. Являясь чисто административным цен гром, он по накалу политических выступлений сильно отставал от Иваново-Вознесенска с его 60 тысячами пролетариев, от Шуи, Коврова, Гуся и других фабрично-заводских городов и поселков. Было тогда во Владимире рабочих всего сотни четыре.
Прошло еще несколько дней. Активизировались пролетарии Александрова, Коврова, Шуи, Орехова. В этих городах в самом конце февраля прошли демонстрации под красными флагами. Очевидцы рассказывали, что никто по демонстрантам не стрелял, полиция бездействовала.
Затем привезли новые газеты. Из них мы узнали, что самодержавие пало, Николай II отрекся от престола и в столице еще 27 февраля возник какой-то Временный комитет, который требовал выполнять его распоряжения, и, кроме того, возникли Советы. Слово "Советы" нам хорошо было знакомо. Еще работая в Москве, я слышал от старших товарищей, как в 1905 году пролетарии избрали Совет уполномоченных.
Поступили новые печатные листки. На них написано: "Известия Владимирского губернского временного исполнительного комитета". Так что же все-таки происходит? На следующий же день я оставил завод, чтобы посмотреть на Судогду. Там вовсю кипели страсти. Маленький уездный городок бурлил. Ходили люди с красными повязками на рукавах. На домах были расклеены листовки, в которых сообщалось, что во Владимире создан городской исполнительный комитет, взявший власть в свои руки, что он назначает полномочных комиссаров, а населению надлежит подчиняться им. Ниже стояла подпись председателя Петрова. Этот господин был известен как кадет, один из тех, кто имел раньше отношение к "Старому владимирцу". Позднее, на листках уже губернского комитета, мы видели подпись депутата Думы Эрна, присланного из Петрограда.
