Николай Попель - Впереди - Берлин !
Я простился, отправился с Журавлевым и начальником химической службы армии полковником В.И. Рязановым на переправу и через час лично убедился в невозможности движения по главным магистралям. Дороги пересекались десятками мелких речек и ручейков, болота подходили почти к самым обочинам. Пытаясь задержать нашу армию хоть на несколько часов, немецкое командование непрерывно посылало на мосты и дефиле - узкие места - авиацию.
Создались пробки. Над дорогой комариной стаей плясали остроносые тела истребителей Me 110, норовили угодить в автоколонну бомбами или с бреющего полета ужалить из пушек и пулеметов. За "мессершмиттами" со страшным ревом летели "юнкерсы" - тупорылые, короткокрылые - и бомбили неподвижные мишени на дорогах полным комплектом фугасок. Где-то впереди столбы пламени пожирали драгоценное горючее. Иногда раздавался страшный взрыв: к фронту не дошла еще одна полуторка с боеприпасами.
За кюветом сразу начиналось болото. Бомбы, угодив в топь, взрывались на глубине - это спасало от осколков и контузий. Усталые, измученные, грязные люди ложились за кочки. После очередного взрыва из болотного нутра поднималась волна жижи и перекатывалась через человеческие тела. А потом из грязи поднимались черные фигуры бойцов. Пулеметы, трехлинейки и даже автоматы стреляли вверх наугад.
Надо было принять меры. Мы вышли из бронетранспортера и подошли к распластавшимся бойцам.
- Почему пробка?
- Не знаю.
- Где командир?
- Да там где-то, впереди. - И вдруг равнодушный от усталости голос зазвенел невыразимым счастьем: - Сбили! Сбили, товарищ генерал!
Почти над нашими головами падал горящий "мессер".
- Гробанулся, гадина!
Радовались так, как будто "гробанулась" вся воздушная армада, нависшая над нашими головами. Люди позабыли про пулеметные очереди целой эскадрильи истребителей, про бомбы и смерть и, неуклюже проваливаясь, прыгая по кочкам, потянулись из последних сил туда, где рядом с торчавшим из болота перепончатым хвостом со свастикой приземлялся пилот на парашюте.
Через несколько минут фашистские стервятники легли на обратный курс.
Мы прошли вдоль колонны и увидели разбитый мост через речку - здесь и начиналась пробка. Старшим командиром оказался начальник политотдела механизированного корпуса полковник Михаил Моисеевич Литвяк.
За колонну я теперь был спокоен: в руках бойцов все спорилось, подчиняясь деловой воле Литвяка. Под его руководством саперы уже прибивали последние доски к настилу переправы. Изредка они откладывали топор, брали винтовку и отстреливались от "мессеров". И без доклада Литвяка мне стало ясно, что минут через двадцать движение возобновится. Вдруг полковник рванул меня за рукав и буквально стащил в болото. "Еще заход делают, подлецы!" - крикнул он. Омерзительная грязь забила нам рот, нос, уши. Вода кругом была побуревшей - в ней смешались грязь и кровь раненых.
Бойцы, казалось, продавили кочки. Снова вой... Люди опять припали к изуродованной, истерзанной земле. Но у "мессеров", видимо, вышел боезапас это были "психические заходы".
Когда мы поднялись, то увидели, что от моего бронетранспортера остались одни обломки, рядом с ними лежали раненые водитель и автоматчик. Их перевязывали товарищи.
- Помоги безлошадному, Михаил Моисеевич.
- Дам свой "виллис". Только шофер убит.
Недалеко горела машина с радиостанцией. Командир радиовзвода лежал убитый, а от машины доносился женский голос: звала на помощь ефрейтор Н.И. Бондаренко, более известная как "Бондаренчиха".
За боевые заслуги Наташа Бондаренко была награждена орденом Отечественной войны. Мне привелось лично вручать ей награду, и каково же было мое удивление, когда, по-гвардейски отчеканивая шаг, вошла махонькая девчушка. Вместо шинели знаменитая Бондаренчиха носила бушлат, но и тот бил ее чуть ли не по пяткам. Я недоуменно спросил командира батальона: "Она?" - "Она". Мы сфотографировали тогда девушку у развернутого Боевого знамени, потом послали фотографию ее родным, вырастившим такого хорошего бойца...
Сейчас Бондаренко беспомощно лежала у дороги: очередь из пулемета прошила ей бедро. "Помогите! Помогите!" - звала раненая. Военфельдшер Арсентий со своей неразлучной сумкой кинулся к девушке.
- Ты що, сказывся? Не меня, радиостанцию, документы спасти треба!
Арсентий все-таки перевязал ее. Узнав меня, девушка заплакала навзрыд ведь ей было всего 18 лет! - и заговорила не по-уставному:
- Ой, батько, ой, ридный, только не посылай меня в тыл! Я ж доброволка, я в своей части хочу до победы служить!
Она так просила оставить ее в медсанбате, что пришлось пообещать. Мы перенесли раненых в машину и отправили на ближайший медпункт, а сами заспешили к Висле, пробираясь туда лесными просеками.
Занятый организацией переправы, я не заметил, как пролетело время. Вспомнил о нем, только когда подъехал бронетранспортер Катукова. Командующий уже передислоцировал в Кольбушево бригаду Бойко и теперь прибыл сюда, где решался вопрос о захвате плацдарма.
Никогда еще нам не приходилось сталкиваться с таким трудным форсированием. Лесов, чтобы укрыть наступающие части, не было. Поймы и болотистые островки почти вдвое растягивали длину переправы. А самое главное, вдоль берега тянулись на десятки километров дамбы, и достаточно было взорвать их, чтобы вода разлилась на километр, а то и больше. Ну-ка, в случае взрыва дамб, пойди построй мост длиной более километра! И до сих пор не знаю, почему полковник Гарне оставил дамбы целыми. Возможно, боялся затопить свои же войска, оказавшиеся в тылу у передовых отрядов наших танкистов, а теперь в спешке переправлявшиеся через Вислу.
Показал Михаилу Ефимовичу на лодки, сновавшие с берега на берег метрах в 800 - 900 от нас выше и ниже по течению:
- Немцы переправляются. Наш участок форсирования меньше двух километров. На воде ведут бой разведчики Подгорбунского и пехотинцы из триста пятидесятой дивизии генерала Вехина.
Катуков поглядел в бинокль.
- Бой на воде! - прошептал командующий.
Параллельные потоки солдат обстреливали друг друга. Немцы с лодок били из автоматов, их артиллерия и пулеметы, укрытые в дамбе, вели огонь по тому участку реки, где перебирались на запад наши разведчики. Бойцы знали, на что шли: передовым доставалась каждая пуля на воде, каждая мина в минных полях на берегу, их в упор расстреливали из дзотов. Молодые солдаты бросались во взбудораженную взрывами снарядов и мин воду, по которой уже плыли тела убитых друзей; новичков вели опытные воины, попробовавшие и днестровской, и бугской водицы.
Переправа шла на подручных средствах. Этим высоким термином обозначалось и бревнышко, которое мог оседлать солдат, кусок деревянного плетня и вообще все, что попадалось под руку. Веслами служили приклады автоматов, хотя их и приходилось частенько подымать из воды, чтобы убрать назойливого немецкого стрелка. С каждого бревна, с каждой лодки, с каждого коня солдаты вели прицельную стрельбу по противнику, отделенному от них лишь десятками метров водной глади.
