Ричард Овери - Сталин и Гитлер
Ни в одном из рассматриваемых государств диктатура не была ни неизбежностью, ни необходимой развязкой предыдущих исторических событий. Она была скорее постижимым в аспекте политической культуры и моральной перспективы выбором, последовавшим за провалом альтернативных путей исторического развития. Сложившиеся обстоятельства в конечном итоге способствовали установлению диктатур в той же мере, как и амбиции двух их центральных персонажей. Признание того, что оба диктатора были продуктом особых исторических условий, снижает соблазн видеть в них только некую чудовищную историческую цезуру, для изучения которой историкам необходимо препарировать их, пользуясь специальным набором хирургических инструментов.
Структура книги носит повествовательный характер лишь в некотором смысле. Она начинается с описания пути к власти и заканчивается войной и установлением расизма, а материал в промежутке между этими событиями посвящен анализу целого ряда центральных тем, существенных для понимания того, как и почему диктатура функционировала именно так, как это имело место в действительности. Вместе с тем не каждому событию в книге придается равное значение. Вопросы международной политики или описание реального хода военных действий за исключением тех случаев, когда это очевидно необходимо, представлены лишь незначительно. Мы очень кратко останавливались на некоторых общеизвестных драматических событиях, когда они не имели прямого отношения к рассматриваемой теме. Тематический подход имеет одно определенное преимущество. В этом случае оказывается возможным разъединить некоторые важные вопросы, которые, как правило, рассматриваются в их единстве. Например, тема «Большого террора» 1937–1938 годов в Советском Союзе состоит из множества отдельных компонентов, имеющих особое происхождение и свою траекторию развития. Когерентный эвфемизм «Большой террор» скорее историческая словесная конфигурация, а не реальность. Террор встречается почти в каждой главе книги как результат гнета многочисленных затруднительных ситуаций, которые вкупе с амбициями приводили к гибельному стечению обстоятельств, сложившемуся к середине 1930-х годов. Это же справедливо и в отношении Холокоста. Германский антисемитизм тоже поминается почти в каждой главе, но нити, ведущие к геноциду, – биологизация политики, теория мирового «еврейского заговора», «война против иудо-большевизма», проблемы национального самосознания и идентичности – сходятся в одной точке лишь в конце 1941 года и начале 1942-го, когда в конце концов были приняты кардинальные решения, призванные разрешить накопившиеся проблемы путем систематических массовых убийств. Реальность же скорее представляет собой изломанный рисунок и с точки зрения истории менее ясно очерчена, чем это может показаться при традиционном повествовании о жизни двух диктаторов.
Сравнительная характеристика не означает равнозначности сравниваемых объектов. Поэтому структура каждой главы была построена таким образом, чтобы были ясно обозначены различия между двумя системами, и не только в отношении самоочевидных различий в географическом положении и социальном устройстве, но и в отношении бросающихся в глаза различий в образе мышления, политической практике и институциональном развитии. Так, очевидны различия между двумя личностями: Сталин был помешан на деталях политики и неотступной слежке за своим окружением; Гитлер, напротив, был человеком глобального видения и лишь спорадически, только если его слово имело решающее значение, вмешивался в дела. Мы не намеревались доказать, что оба диктатора были личностями одного плана (что не требует доказательства) либо что модельный тип «диктатора» или «диктатуры» может быть выведен только на основе изучения этих двух примеров.
И, тем не менее, поразителен факт огромного сходства в том, как эти диктатуры функционировали, в способах агитации и привлечения на свою сторону народных масс, сохранения их поддержки, в методах установления репрессивного аппарата и ниспровержения юридической системы, характере эксплуатации и закабаления культуры, насаждения в массах духа милитаризма и жажды тотальной войны. Несмотря на все различия в исторических условиях, структуре и политической перспективе, паттерны соучастия и сопротивления, террора и консенсуса, социальной организации и социальной амбиции носят отчетливые черты сходства, а в некоторых случаях имеют общие европейские корни. Оба были производными сугубо насильственного, утопического революционного движения, не поддающегося точной политической дефиниции.
Остается еще одно существенное различие между двумя системами, которое нельзя упустить при их сопоставлении. Сталинский режим формально был привержен строительству коммунистической утопии, чем привлек на свою сторону тысячи коммунистов за пределами Советского Союза (их понимание марксизма часто имело мало общего с советской версией и тем более советской действительностью), которые были готовы поддержать его, так как он был враждебен современному капитализму. Гитлер и все национал-социалисты, так же как и многие европейцы за пределами Германии, ненавидели марксизм. Гитлер был непоколебимо привержен идее установления нового европейского порядка, основанного на расовой иерархии и культурном превосходстве германской Европы. Несмотря на сходство обоих диктаторов в отвержении европейского либерализма и гуманизма, в революционных и социальных амбициях, в коллективизме, исключающем, равно как и дискриминационном, и в той важной роли, которую сыграла наука в формировании их социальных амбиций, идеологии двух государств отчетливо различались, чем, собственно, и объясняется разразившаяся в конце концов война за гегемонию между ними. Советский коммунизм, как теперь оказывается, неловко скроенный, должен был стать инструментом прогресса всего человечества, тогда как национал-социализм по самой своей сути был инструментом прогресса лишь исключительных людей.
Эта претензия Советского Союза на социальный прогресс может звучать как откровенное лицемерие в свете разоблачений, говорящих о преступном характере сталинского правления. Социальное развитие при диктатуре Советов носило, как отмечал отправленный в изгнание советский писатель Виктор Серж в своем сатирическом романе о годах правления Сталина, совершенно двусмысленный характер. «Имеется несомненный прогресс при этих варварах, – размышляет один из героев романа Сержа, приговоренный к смерти коммунист, – прогресс при регрессе… Мы все смертники, которым дана отсрочка, но облик земли действительно изменился…»15. Население обоих диктаторских государств должно было проявить готовность заплатить необходимую цену для того, чтобы политическая свобода, человеческое достоинство и истина стали частью нового общества. Хотя идеологические цели двух диктатур были совершенно различны, обе сошлись в том, что декларируемые ими цели и социальную реальность разделяла пропасть. Ликвидация этого разрыва и была тем процессом, который составил суть самой диктатуры, искажавшей реальность, терроризировавшей тех, кто протестовал. В обоих режимах, Советском Союзе и Германии, эти процессы протекали в тесной взаимосвязи друг с другом; они являются центральными в исследовании диктатуры, им главным образом и посвящена эта книга.
