Алексей Волков - Около Царской семьи
Почти в то же время завязался у великого князя роман с его будущей супругой. Мне ничего об этом тогда известно не было. Открылось это в период обычного нашего осеннего путешествия за границу. Великий князь ехал в своем вагоне, тогда как госпожа Пистолькорс занимала место в отдельном купе 1 класса. На это обстоятельство обратили мое внимание, и я стал приглядываться к тому, что же будет дальше. Вскоре наша спутница стала запросто приходить в великокняжеский вагон.
В Париже великий князь и госпожа Пистолькорс жили в одном и том же отеле, но, конечно, в различных помещениях. Отсюда они часто предпринимали более или менее продолжительные совместные прогулки. Это заграничное путешествие особенно закрепило близость между ними.
По возвращении в Петербург свидания их стали обычным явлением, причем то великий князь обедал у Пистолькорс, то госпожа Пистолькорс приезжала к великому князю Павлу Александровичу, обычно вечером, после позднего нашего обеда.
В следующем году великим князем была предпринята довольно продолжительная поездка на юг Франции для морских купаний. Великий князь на этот раз ехал в тесном семейном кругу, с детьми, в сопровождении госпожи Джунковской и детского врача С.А. Острогорского.
Мы, признаться, думали, что на этот раз госпожа Пистолькорс не будет нашей спутницей, но ошиблись в наших предположениях. Она прибыла на место нашего пребывания несколько позднее нас, но опять-таки поселилась от нас отдельно. Кажется, великий князь сознавал ложность создавшегося положения и на этой почве стал нервничать все более и более.
Вскоре по приезде в Петербург он заболел тяжелой формой нервной экземы и вынужден был отправиться для лечения в Берлин. Теперь госпожа Пистолькорс находилась при нем безотлучно, усердно ухаживая за больным.
Из Берлина переехали мы в его окрестности, где та медицинская знаменитость, у которой лечился великий князь, имела собственную санаторию. Здесь мы заняли отдельный небольшой дом, и великий князь Павел Александрович пользовался целебными ваннами. Отсюда же он ездил в берлинскую клинику на перевязки. Постепенно стало ему делаться лучше.
Между прочим и на этот раз мне довелось исполнять медицинские обязанности. Имея в виду наш скорый отъезд из Берлина, профессор, лечивший великого князя, в четыре или пять уроков научил меня перевязывать пораженные экземой места и уверял потом, что я накладываю повязки не хуже, чем он сам. Так пришлось мне снова состоять в роли фельдшера при великом князе Павле Александровиче.
* * *Последующие два путешествия за границу были вызваны намерением великого князя вступить в морганатический брак с госпожей Пистолькорс.
Сначала мы побывали в Берлине, в Париже, затем объехали Италию. Великого князя сопровождали его адъютанты Лихачев и Ефимович. На Лихачева была возложена задача найти за границей православного священника, который согласился бы обвенчать великого князя. Однако все поиски оставались тщетными, и в Петербург пришлось вернуться ни с чем.
Великий князь был крайне расстроен этими неудачами, и его снова постигла обычная болезнь. Но на этот раз нервная его система оказалась пораженной весьма серьезно, и он значительное время находился в опасном положении. Госпожа Пистолькорс ревностно ухаживала за ним, причем даже спала в кабинете великого князя на диване.
Тогда же и проявилось в ней своеобразное суеверие из числа господствовавших в семье Карнович. Так ежедневно и собственноручно госпожа Пистолькорс ставила под кровать великому князю ярко начищенный медный таз, наполненный водою, по-видимому, считая это симптоматическим средством против недуга, постигшего дорогого ее сердцу больного. Такими же странными привычками отличалась и мать госпожи Пистолькорс: так, например, молясь в церкви, она никогда не ставила свечки к образу, как все люди, но почему-то обжигала свечу прежде, чем ее поставить, со всех сторон.
* * *Мне трудно описать все изменения, которым подвергались отношения между великим князем Павлом Александровичем и госпожею Пистолькорс. Многое, правда, я наблюдал сам, кое-что слышал от других и скажу по этому поводу следующее. Сначала на браке настаивала госпожа Пистолькорс. Великий же князь уклонялся даже от самых разговоров на эту тему. Напрасно ссылалась она на примеры, в частности, на морганатический брак Императора Александра II и светлейшей княгини Юрьевской. На великого князя доводы эти не действовали…
Тогда вдело вмешался сам Пистолькорс. Он предложил жене продать Петербургский дом и принадлежавшее им имение в Финляндии и переехать на жительство за границу. Госпожа Пистолькорс стала колебаться, но муж ее категорически заявил, что он никому не позволит «трепать свое честное имя по панели». Великого князя слова эти задели за живое, и он бесповоротно решил жениться на госпоже Пистолькорс.
Затем состоялась последняя, так сказать, свадебная поездка за границу великого князя Павла Александровича.
Прежде всего, он привел в известность свои денежные средства. Оказалось, что он располагает шестью миллионами золотых рублей. Из них великий князь взял себе три миллиона, три же миллиона оставил детям. Капиталы великого князя были в процентных бумагах. Их уложили в большой чемодан и поручили мне на хранение. Деньги повезли мы в Берлин, причем, помнится, мы с моим помощником чередовались при их охране.
В Берлине, когда прибыл туда управляющий конторой великого князя полковник Долинский, деньги были пересчитаны вновь, приглашен был представитель одного из крупнейших местных банкирских домов, и деньги помещены были на текущий счет в один из берлинских банков. Впоследствии некоторые лица упрекали великого князя за то, что он увез деньги из России. На это великий князь Павел Александрович отвечал следующее.
– Я смог составить себе состояние в шесть миллионов только потому, что, не в пример прочим, жил скромно и бережливо. Детям же я оставил не меньше того, что в свое время отец мой оставил мне.
Из Берлина мы отправились в Италию и остановились во Флоренции. К этому времени госпожа Пистолькорс уже получила формальный развод, и адъютант великого князя Лихачев продолжал энергично искать православного священника, который согласился бы совершить таинство бракосочетания. В конце концов ему удалось это. Был найден священник грек, согласившийся за крупную сумму обвенчать великого князя.
Тогда нам было официально объявлено о предстоящем браке, и должен сказать, что известие это сильно удивило всех нас, особенно близких к великому князю. Мне же предстояли еще большие испытания.
В этот же день Лихачев передал мне, что великий князь просит меня подписать акт, удостоверяющий факты: вдовства великого князя Павла Александровича и развода госпожи Пистолькорс. Напрасно я уклонялся от исполнения этого предложения, ссылаясь на возможность недовольства со стороны Императора Николая II. Лихачев был настойчив и упорен. Мне пришлось уступить. Кроме меня, Лихачева и Ефимовича, акт этот подписал один из знакомых великого князя, фамилия которого совершенно изгладилась из моей памяти. Спустя два дня, рано утром ко мне неожиданно вошел великий князь Павел Александрович и обратился ко мне со следующими словами:
– Я здесь на чужбине, и у меня нет ни близких, ни родных. Благослови же меня, Волков, на предстоящий брак.
Я благословил великого князя. Оба мы горько заплакали и потом обнялись горячо.
Бракосочетание великого князя Павла Александровича состоялось в Вероне, и я на нем не присутствовал. После него молодые вернулись во Флоренцию.
Глава 6
Опала великого князя Павла Александровича. – Лишение прав. – Моя разлука с великим князем. – Мои мытарства. – Философов и его чрезмерное усердие. – Возвращение на придворную службу. – Попытка великого князя Павла Александровича вернуть меня к себе.
В Италии великий князь Павел Александрович после свадьбы пробыл до поздней осени. В ноябре же месяце мы прибыли в Париж.
За несколько дней до 6 декабря[23], дня тезоименитства Государя Императора, великий князь велел мне приготовить генерал-адъютантский мундир, прибавив при этом, что он намерен быть в указанный день на богослужении в посольской церкви. Я исполнил его приказание и был наготове. Накануне 6 декабря великий князь получил из русского посольства какой-то пакет, адресованный ему в собственные руки. О содержании пакета великий князь не сказал никому ничего.
На другой день Ефимович прислал ко мне спросить, поедет ли великий князь в церковь. Я отвечал утвердительно. Через несколько времени Ефимович вторично прислал спросить меня о том же самом. Так как приближался час начала церковной службы, то я решился напомнить самому великому князю. На мой вопрос: наденет ли он сегодня приготовленный мною мундир, великий князь с горечью отвечал:
