Павел Берлин - Неизвестный Карл Маркс. Жизнь и окружение
Женни Вестфален принадлежала к тому счастливому и редкому типу людей, которые страстно любят жизнь во всей ее пестроте, во всем ее разнообразии, одновременно умея и всецело отдаваться ее радостям, и с героическою стойкостью переносить все ее ужасы.
В своем родном городе Женни Вестфален слыла «царицей балов» и «самой красивой девушкой Трира», но, умевшая беззаветно веселиться на балах, она, как показала ео долгая жизнь с Марксом, умела с удивительной цельностью, мужеством и сдержанностью переносить те тяжкие и нередкие в ее жизни ужасы, от которых гнулись и ломались сильные мужчины.
Маркс питал к ней пламенную, глубокую страсть, которую не только не потушили, но и не ослабили долгие годы их совместной жизни.
Дочь Маркса рассказывает о своем отце: «В течение всей жизни Маркс питал к своей жене не только любовь, но влюбленность. Предо мною лежит любовное письмо, страстный, юношеский огонь которого заставляет предполагать, что оно написано восемнадцатилетним юношей, а между тем оно написано Марксом в 1856 г. после того, как у него уже было 6 детей от его брака с Женни. Когда смерть его матери заставила Маркса уехать в Трир, то он писал оттуда: «Ежедневно отправляюсь к старому дому Вестфаленов (на Римской улице), интересующему меня больше, чем все римские древности, так как он напоминает мне о счастливом юношестве и так как в нем жило мое лучшее сокровище».
Если сорокалетним мужчиной Маркс, по словам его дочери, писал своей жене письма, по страстности своего тона заставляющие предполагать в их авторе восемнадцатилетнего юношу, то можно себе представить, какое пламя любви сжигало его, когда ему действительно было восемнадцать лет. По словам его дочери, Маркс в любви к своей невесте был настоящим «неистовым Роландом».
После окончания гимназического курса, уезжая в университет, Маркс «обручился» со своею невестою, но об этом знали лишь родители Маркса, старикам же Вестфален ни их дочь, ни Маркс не решились открыть своего секрета. Они боялись, что старик Вестфален, несмотря на всю его глубокую любовь к юному Марксу, очень насмешливо отнесется к «обручению» своей дочери с восемнадцатилетним юношей (Маркс был на 4 года младше своей жены), только что сошедшим с гимназической скамьи.
С отчаянием в душе Маркс покидал свою невесту. Все его письма переполнены ею, и даже новые, яркие впечатления университетской жизни, а потом и жизни Берлина не могли заглушить в его душе тоски по Женни и неумолкающего стремления уехать к ней. Уже не раз цитированное нами выше письмо к отцу Маркс заканчивает словами: «Кланяйся моей милой, прелестной Женни. Я уже двенадцать раз перечел ее письмо, и каждый раз я открываю в нем новые и новые прелести».
«Самая красивая девушка Трира» производила чарующее впечатление не только на безумно влюбленного в нее Маркса, но и на всех людей, которые близко с нею сталкивались.
В письмах отца Маркса к сыну сквозит глубокая и нежная любовь старика к Женни Вестфален. И мать Маркса в письме к сыну с любовью и нежностью говорит о Женни и выражает твердую уверенность, что она сделает счастливым ее сына.
Ближайший друг Маркса, Бруно Бауер, в одном из своих писем пишет: «Твоя невеста способна все перенести с тобою, и кто еще знает, что может случиться». Эти слова друга оказались пророческими: судьба не баловала Маркса, и его жена оказалась действительно способной героически «все перенести».
По всей вероятности, под влиянием своей пламенной страсти к невесте Маркс сделался необычайно плодовитым поэтом. В течение всего одного года своего студенчества Маркс успел прислать своей невесте целых три толстых тетради своих стихотворений.
Глава II
Царствование Фридриха-Вильгельма III (умер в 1840 г.) было эпохой глухой реакции. Мрачный король защищал неограниченный режим с непримиримостью и неутомимостью своей ограниченной натуры. И чем больше разгоралось оппозиционное движение, тем мрачнее и суровее становилась реакция. В пылу национального увлечения, вызванного освободительной войной с французами, Фридрих-Вильгельм III торжественно обещал даровать немецкому народу конституцию; в двадцатых годах, ввиду стесненного финансового положения государства, он вновь повторил это обещание, но затем не только не приводил его в исполнение, но принялся ожесточенно преследовать всякие разговоры о конституции; все конституционное движение он принимал чуть ли не за личное оскорбление и высказывал твердую уверенность, что ему удастся арестовать все освободительное движение и засадить его в тюрьму. Подобная надежда была, конечно, наивной утопией, но при мрачном реакционном правительстве Фридриха-Вильгельма III освободительное движение не получило в Германии особенно широкого развития. Им был охвачен, собственно, лишь только тонкий верхний слой общественной пирамиды. В широкой массе народа уже началось глухое брожение, но оно еще не получило сознательного политического характера. Рабочий класс был еще очень малочислен и никакой самостоятельной политической роли не играл. Все освободительное движение выносили на своих слабых плечах лишь малочисленная либеральная буржуазия и, главным образом, студенчество, да еще, конечно, литераторы.
И при Фридрихе-Вильгельме III освободительное движение разрасталось и углублялось в широкую народную массу, но суровыми реакционными мерами этому правительству удавалось тормозить его и, главное, замкнуть в тесные рамки волнений интеллигенции.
В 1840 году Фридрих-Вильгельм III умер, и вздох облегчения вырвался из тысячи грудей. Еще при жизни Фридриха-Вильгельма III либеральные слои общества, отчасти из трусости, а отчасти из-за реального бессилия отказавшиеся от открытой борьбы с правительством, все свои надежды и упования перенесли с короля на кронпринца. С наслаждением передавались из уст в уста, рассказы о либерализме кронпринца, о его сочувствии конституционному движению, о его просвещенном уме и мягком характере. И смирные бюргеры с нетерпением ждали смерти старого мрачного короля, с ожесточением топтавшего все полезные ростки жизни.
И когда умер Фридрих-Вильгельм III, и 7 июня 1840 г. на престол вступил Фридрих-Вильгельм IV, все общество предалось необузданной радости, в его настроении произошел резкий перелом от тяжелого отчаяния к бурным надеждам.
На первых порах все шло гладко, и именинное настроение немецкого либерального общества росло. Правда, когда некоторые из собравшихся ландтагов, принося новому королю присягу, в самых почтительных выражениях напомнили ему о давнишнем обещании его отца дать народу конституцию и выразили глубокую уверенность, что сын, конечно, не замедлит исполнить торжественное обещание отца, то Фридрих-Вильгельм IV отнюдь не ответил утвердительно. Но в то же время он и не рассердился и не закричал на депутатов за их бессмысленные мечтания, а по тогдашним жестоким временам и это уже было не мало. Король ответил очень туманной речью, никаких конституционных обещаний не содержавшей, но либеральное обществе предпочло истолковать эту витиеватую речь в смысле симпатии короля к конституционализму. Но король сам поспешил рассеять эти иллюзии либералов. Опубликовав речи депутатов от земств и ответную речь короля, правительственный орган при этом выразительно присовокупил, что он предает гласности эти официальные документы с тем, «чтобы положить конец превратным толкам о том, будто король в своей ответной речи высказал одобрение петиции депутатов о провозглашении конституции на основании указа 22-го мая 1815 года».
Наконец, в своей речи, обращенной к немецкому дворянству, Фридрих-Вильгельм IV ясно и громогласно заявил во всеуслышание, что ни о какой конституции он и не помышляет. «Я твердо помню, – сказал король в этой речи, – что получил свою корону от Всевышнего Господа и перед ним я ответственен за каждый день и каждый час своего правления. И кто требует от меня гарантий на будущее, тому я адресую эти слова. Лучшей гарантии ни я и никакой другой человек дать не могут. И эта гарантия прочнее, чем все присяги, чем все обещания, закрепленные на пергаменте, ибо она вытекает из самой жизни и коренится в ней… И кто хочет довольствоваться простым, отеческим, древнехристианским правлением, тот пусть с доверием взирает на меня».
За каких-нибудь 2–3 года со времени восшествия на престол Фридриха-Вильгельма IV оппозиционное движение сделало в Германии значительные шаги вперед. Фридрих-Вильгельм IV своими постоянными колебаниями между либеральными уступками и реакционными гонениями как нельзя лучше служил росту оппозиционного движения, которое всегда выигрывало от подобных растерянных колебаний правительственного курса. Брожение во всей стране росло и вширь, и вглубь, оно все лучше политически организовывалось, оно захватывало все более и более широкие слои. Отношения между правительством и народом благодаря этому все более обострялись. Еще недавно провозглашенная новая эра взаимного доверия быстро отходила в прошлое, а борьба между правительством и народом ярко разгоралась. Уступки, которые время от времени правительство со злобой бросало в угоду ненасытному времени, не только не останавливали, но еще усиливали оппозиционное движение.
