Жорж Санд - Зима с Шопеном (сборник)
Я нормально переношу плавание в открытом море, но один пассажир из моей семьи был тяжело болен. Пересадка, затхлый зловонный воздух и недосыпание никак не способствовали облегчению его страданий. Единственным знаком внимания к нам со стороны капитана была его просьба не располагать больного на лучшей постели в каюте, так как, по предубеждениям испанцев, любой больной человек считался чумным; и в связи с тем, что капитану придется сжечь матрац после того, как на нем полежит больной, он хотел бы убедиться, что мы поместим этого человека на худшее место в каюте. Мы отпустили нашего хозяина к своим свиньям; и две недели спустя, когда мы возвращались во Францию на борту «Финикийца» (le Phénicien), нашего великолепного отечественного парохода, нам невольно пришлось сопоставить самопожертвование французов с гостеприимством испанцев. Капитан «Майоркинца» (el Mallorquin) поскупился на матрац для умирающего человека, в то время как капитан из Марселя, обеспокоенный тем, что наш больной не вполне уютно себя чувствует, предложил ему свой матрац, сняв его со своей койки. Когда я оплачивала проезд, француз убедил меня, что я предлагаю слишком большую сумму, однако майоркинец взял с меня вдвое больше положенного.
Несмотря на вышесказанное, я не делаю выводов о том, что люди исключительно хороши в одном конце нашего земного шара и исключительно плохи в другом. Озлобленность в людях – это результат материальной нужды. Страдания порождают страх, недоверие и протест против всего. Испанцы невежественны и суеверны, и поэтому они верят в чуму, поэтому они испытывают страх перед болезнями и смертью, и поэтому они лишены проявлений доверия и милосердия. Они бедны и задавлены налогами, и вследствие этого скупы, эгоистичны и обманывают иностранцев. История знает немало примеров, когда испанцы, если требовалось, были способны демонстрировать великое благородство, однако ничто человеческое им не чуждо, и в своей земной жизни они, как и все люди, искушаемы и способны поддаваться любым искушениям.
Я обязательно возьму за основу именно этот подход к дальнейшему описанию своих впечатлений о людях, живущих на Майорке; и, надеюсь, мне больше не придется возвращаться к теме оливок, коров или свиней. Нельзя сказать, что мое последнее определение, из-за его пространности, изложено в духе хороших энциклопедических статей. Приношу свои извинения, если я нанесла кому-то личную обиду, и впредь постараюсь отнестись к своему повествованию с большей серьезностью. Когда я приступала к его написанию, я полагала, что всего лишь проследую за г-ном Лораном по тем местам, которые описаны в его «Воспоминаниях о путешествии художника», но теперь я поняла: как только я мысленно возвращаюсь к суровым тропам Майорки, воспоминаниям не хватает места в моей голове.
Глава IV
«Но если вы не художник, – можно возразить мне, – то, зачем, черт возьми, нужно было „садиться не в свою лодку“?» Мне бы хотелось, чтобы читатель как можно меньше сосредоточивал свое внимание на «мне» и на «моем», хотя иногда мне будет трудно не соотнести то, о чем я рассказываю, со «мной» и «нами». Уместно будет далее напомнить читателю, что используемые мною «я» и «мы» – это случайная субъективность, без которой было бы невозможно раскрыть определенные стороны майоркинской объективности. Поэтому прошу вас воспринимать мою персону не как действующее лицо, а скорее как инструмент. Воспринимайте меня как бинокль, с помощью которого можно рассматривать далекую землю, так чтобы потом можно было с удовольствием сказать, перефразируя знакомую пословицу: «Лучше один раз прочитать, чем сто раз увидеть». Я вас также уверяю, что не имею ни малейшего намерения заинтересовать вас теми происшествиями, которые случились лично со мной. Моей целью является нечто более философское, нежели простое описание происшествий; и когда в своих рассуждениях я допускаю подобного рода отступления, следует справедливо признать, что за этим вовсе не кроются личные мотивы.
Теперь я могу ответить моему читателю коротко и ясно, зачем я «села в ту лодку»: мне было необходимо отправиться в странствие. Однако и мне, в свою очередь, хочется поинтересоваться у моего читателя: если вы путешествуете, значит, каждый раз вы находите причину для того, чтобы отправиться в путешествие? Мне кажется, я сейчас слышу ваш ответ, потому что на вашем месте я бы ответила то же самое: «Я уезжаю ради того, чтобы уехать». Я знаю точно, что любое странствие само по себе – это удовольствие. Но все же, что толкает вас на эти разорительные, утомительные и порой опасные приключения, которые, как правило, связаны с большими разочарованиями? – «Потребность почувствовать себя странником!» – Прекрасно! Тогда объясните, что это за потребность такая? Почему в той или иной степени мы все охвачены ею? И почему мы снова и снова уступаем ей, даже если понимаем, что она идет за нами по пятам, чтобы не отпускать, и уже никогда не остановится?
Если вы не хотите отвечать, я возьму на себя ответственность сделать это за вас. Причина заключается в том, что ни в какое время никто из нас нигде не чувствует себя идеально; наиболее радостное и в то же время наиболее обманчивое из состояний идеальности бытия (если такая формулировка вам не по душе, то тогда «близости к совершенному») человек испытает только в странствовании. В чиновническом обществе дела обстоят еще сложнее: гораздо более глубоко и мучительно осознает вышесказанное тот, кто отрицает это, нежели тот, кто это утверждает. Но, невзирая ни на что, всем нам всегда сопутствует удивительное ощущение надежды, которое постоянно благотворит нашим несчастным сердцам и наполняет их предвкушением совершенности существования, стремлением к идеальному.
Социальный строй, который вряд ли вызывает симпатии даже у тех, кто поддерживает его, также не удовлетворяет никого из нас; и все мы волей-неволей оказываемся там, где нам хорошо. Кто-то уходит с головой в искусство, кто-то в науку, большинство из нас просто находят всевозможные развлечения. Все, у кого есть свободное время и средства, отправляются в странствия или, точнее, спасаются бегством; ибо суть странствия – не в странствии, а в отстранении. Надеюсь, вы понимаете меня? Ведь кто из нас не хотел бы избавиться от горечи своих страданий или освободиться от бремени зависимости? Все!
В продолжение темы хочу сказать: только тот, кто поглощен своей работой или развращен ленью, может долго оставаться на одном месте, не испытывая страданий и жажды перемен. Даже счастливчики (коими в наше время могут быть либо самые отважные, либо самые малодушные) надеются, что именно путешествие в другие края может сделать их еще более счастливыми. Не за этим ли в Швейцарию и Италию отправляются в путешествия влюбленные и молодожены, а также ипохондрики или те, кому хочется просто развеять скуку? Одним словом, все – и те, кто полон жизни, и те, кого покидают жизненные силы, – с усердием «Вечного жида»[5] ищут себе в дальних краях пристанище, где можно было бы свить любовное гнездышко или обрести вечный покой.
Я ни в коем случае не имею ничего против свободного перемещения людей, и мне не хотелось бы видеть будущее таким, при котором люди будут неотделимы от своей страны, участка земли или дома, словно губчатый нарост. Но уж если интеллектуальному и нравственному развитию человека суждено шагать в ногу с развитием индустриальным, то не хотелось бы, чтоб предназначение железных дорог сводилось к перевозке из одной точки мира в другую людей, страдающих хандрой или преследующих порочные цели.
Я представляю себе другое, более счастливое человечество – более миролюбивое и более просвещенное. У людей будет две жизни: с одной стороны, они смогут быть привязаны к родине, иметь свой семейный очаг и гражданские обязанности, иметь возможность мыслить и философствовать; с другой стороны, они научатся устанавливать честные, открытые контакты, которые заменят собой построенную на обмане торговлю, именуемую «коммерцией», они смогут наслаждаться искусством, заниматься наукой и, самое главное, просветительством. Одним словом, всех нас будет побуждать отправляться в дорогу желание налаживать связи, взаимоотношения и приятные знакомства с другими людьми; и при этом, как мне кажется, вся прелесть этих отношений должна будет напрямую зависеть от присутствия в них чувства долга. Хотя, по моему мнению, в наши дни большинство из нас отправляются в дорогу для того, чтобы, находясь в уединении, увидеть неизвестное, избегая того влияния, которое могло бы оказать на наши впечатления – как положительные, так и отрицательные – присутствие наших близких.
Что касается лично меня, то я, в сегодняшнее время и в своем возрасте, отправляясь в дорогу, желаю удовлетворить свою потребность в отдыхе. В мире, который мы создали, не может хватать времени на все, и когда в очередной раз я усиленно отыскиваю его, я представляю себя в тихом уединенном месте, где не надо писать писем, читать газет, принимать гостей, где всегда можно ходить в домашней одежде, где день длится двенадцать часов, где не надо бояться никаких социальных условностей и требований к уровню образованности, которые так высоки у нас во Франции, и где можно было бы посвятить годик-другой изучению истории и законов языка вместе со своими детьми.
