Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 9. За порогом весны
Наконец-то… Это ясно они. Пояса, джинсы, шляпы, высокие каблуки… Здороваемся… Проводники признаются, что вчера был у них повод «намаслиться» и сейчас бы лучше не кофе, а соку лимонного. Минут через пять разговор обретает нужное направление…
Да, оба они, и Вилли Питерсон, и Джин Нан, имеют отношение к мустангам. Раньше ловили – «улучшить породу своих лошадей», теперь охраняют мустангов. («Конгресс принял закон: охранять!») Тут, в диких местах, не вся земля частная. 70 тысяч гектаров неудобных, бесплодных земель принадлежат государству. Вили Питерсон – управляющий этих земель. Джин Нан ему помогает. Оба дают понять, что миллионерами на этой службе они не станут. Они явно тоскуют по прежней ковбойской жизни, с гордостью носят узорные пряжки – призы, добытые на местных ловеллских родео, и ковбойские шляпы.
– Я падал раз семьдесят…
– А я раз сто, и был два раза в больнице…
Падение с лошадей – главные вехи в их биографии. Теперь они ездят (о, унижение!) на красном служебном пикапе. Мустангам землю здесь отвели потому, что только они способны на ней прокормиться.
– Их тут примерно сто пятьдесят…
– Иногда я думаю: не воздухом ли они питаются там, в горах?..
О мустангах эти два человека знают много, и не только по нынешней службе.
– Их всех прижали к стенке…
Привлекая к рассказу ковбоев газетные данные, можно себе представить эту картину «прижимания к стенке».
Судьба мустангов чем-то напоминает судьбу индейцев. И тех, и других истребляли и теснили вглубь территории. Когда и до новых земель доходила колючая проволока собственности, мустангов и индейцев теснили дальше. Последним рубежом для тех и других стали пустыни. «Законные уголки» для индейцев были названы «резервациями», для мустангов – «ранчо». Различие в судьбах состоит лишь в том, что индейцы, проигрывая битву за свою землю, отчаянно дрались. Лошадей могла сохранить только выносливость. С травянистых степей остатки их скрылись и поразительно приспособились к жизни.
Но их находили и тут. Убийством мустангов называлось «спортивной охотой». Но доконало их промышленное убийство. Уже не на лошади, а на крепком фордовском вездеходе мчались за табунами стрелки. Жеребые кобылицы и жеребята сдавались первыми в состязании с мотором. Иногда мотор берегли – на лошадь бросали лассо с привязанной на конце шиной. Можно представить отчаянный бег мустанга с таким «автоматом преследования». Лошадь в конце концов падала. Связав, ее тащили на грузовик, и когда кузов был полон, добычу доставляли на живодерню. По шесть центов за фунт (на консервы для кошек, овчарок и пуделей) продавалась былая романтика. 20 центов – цена баночки кока-колы, полтинник – билет в автобусе, 40 центов – проезд в метро 6 центов за фунт получал охотник за мясо мустанга. И все же «охота» давала хорошую прибыль.
Когда мустанги поняли, что их спасение только в горах, охотники стали применять самолеты. Оснащенный сиреной или просто связкой жестяных банок под крыльями, самолет сгонял лошадей на равнину. Если табун пытался свернуть, с самолета палили из ружей дробью. А в засаде был все тот же вместительный фордовский грузовик, все те же веревки с незнающей устали шиной. «Если не всех загнанных лошадей можно было забрать, проволокой им стягивали ноздри – при новой погоне они далеко уйти не могли».
Вблизи видно – нет в них спокойствия.
После минувшей войны каждый год их ловили примерно 100 тысяч. Владелец частного самолета в Неваде некий Честер Уттер по прозвищу Чаг признается: «За четырнадцать лет охоты я поймал 40 тысяч мустангов». Он очень гуманный, этот Честер по прозвищу Чаг. «Я делал аукцион. Хочешь – купи на мясо, хочешь – держи на ранчо, а хочешь – отвези, выпусти. Находились сентиментальные, выпускали». Купить и выпустить – такой трогательный, но, увы, бесперспективный путь спасения, возможно, облегчал кому-нибудь совесть, но мустангов он не спасал, ибо Чаг свое дело знал хорошо.
Газеты писали о добром старике Роберте Брислоу (прозвище Вайомингский козленок). Жалея мустангов, старик открыл для них загородки своего ранчо. Поразительна чуткость животных. Вид человека внушал им панический страх, но к старику они доверчиво подходили и «брали овес из шляпы». 80-летний Вайомингский козленок давал гонимым приют, передышку. На большее сил у него не нашлось.
Не такой оказалась Вильма Джонсон – Дикая лошадь Анна (без прозвищ американцы не могут!). Увидев однажды ручеек крови, 60-летняя жительница Рено пожелала узнать: что же такое везет грузовик? Она-то и рассказала американцам, какие консервы покупают они собакам и кошкам. О мустангах заговорили, как о «части американской истории». «Мустангов под охрану закона!» Напор был сильным, и конгресс принял недавно закон, запретивший охоту на лошадей. (Кара за нарушение суровая – 2000 долларов штраф и тюремное заключение.)
Тут в Ловелле еще до принятия закона на «мирские деньги» был учрежден некий приют для мустангов – ранчо «Дикая лошадь». Вилли Питерсон и Джин Нан следят на нем за порядком…
– Хотите увидеть… – Вилли Питерсон смотрит на нашу обувку. – Это в горах. Есть змеи. Много колючек. И к тому же это ведь дело везения… Согласны?.. О’кей!
Переносим в красный пикап снаряжение. Свою машину бросаем у входа в «Подкову» и едем в горы.
Это, пожалуй, не горы, а крутые холмы, красноватые в крапинах белого камня. Кусты можжевельника, редкие и угольно-черные при ослепительном солнце, лишь оттеняют наготу камня. Холм, понижение и опять холм. Белесое небо. Сухой воздух. Пыль за машиной. Дождей эти земли почти не знают. Влаги недостает даже для возвращения в землю того, что росло и умерло на холмах, – можжевельник, высыхая, будет стоять корявым облезлым остовом многие годы.
Огибаем озеро Сайкс, гору Сайкс, бревенчатую хижину самого Сайкса – первого белого человека, жившего тут лет сто назад. Рубленый дом с одним окошком и закопченным очагом пережил обитателя. Никто, кроме Сайкса, женатого на индианке, не счел удобной для жизни эту пустыню.
– Теперь их надо смотреть…
Едем не быстро. Холмы для дороги местами разрыты. Красная осыпь скрывает гребни, где может мелькнуть силуэт жеребца. На высоких точках мы делаем остановки – как следует оглядеться.
– Прошлый раз проездили бесполезно, – говорит сидящий за рулем Вилли. Он мудро считает: такие слова полезны – легче переносится неудача.
Но мы их увидели!.. Увидели жеребца. На красном глинистом гребне он стоял в позе чуткого стража. Красный холм, и на нем – четко очерченный силуэт. От дороги в километре или немного больше. Несомненно, он увидел нас раньше, чем мы его. Черный и неподвижный. В бинокль видно: чуть шевелятся уши…
