Александр Свечин - Искусство вождения полка (Том 1)
Но если ген. — майор может руководить дивизией из-под носа у немцев, сидя в каком-то жалком блиндаже, почему там не может появиться полковник Свечин? Проводников не нужно — к Гальфтеру идет непосредственно из штаба дивизии находящийся в полной исправности провод.
Я оставил адъютанта устраивать полк в усадьбе Ковшадолы; штаб дивизии готовился его радостно встретить; я с ординарцем поскакал вдоль провода на север — кажется через м. Подберезье. Проехав быстрым аллюром около 3 км, я въехал в большое, сильно разбитое артиллерией и брошенное жителями селение. Мой провод привел меня к 2 крохотным блиндажам. Один из них представлял печальное зрелище — покрывавшие его толстые бревна были разбиты и разворочены попаданием гаубичного снаряда: он был пуст; другой блиндажик был цел и в нем оказалась контрольная станция — 2 телефониста. "Где ген. — майор Гальфтер?" "Поезжайте по этому проводу, он идет прямо к нему". Я удивился: провод вел меня назад, почти по пройденному мной пути; я поехал, но почему-то мне стало жаль своего коня, и я трусил спокойным аллюром. Через 20 мин. передо мной выросла та же прекрасная усадьба Ковшадолы, но провод свернул к другой оконечности парка и уперся в небольшую хибарку садовника. Чувства смеха и горя овладели мной одновременно, когда я вошел в домик садовника, представился находившемуся там ген. — майору Гальфтеру и просил его меня ориентировать; конечно Гальфтер также мало разбирался в обстановке на фронте, как и доверившийся ему штаб дивизии; я сообщил Гальфтеру, что в штабе дивизии его ошибочно предполагают в другом селении, куда и направили меня. Гальфтер покраснел, но возразил мне: "А разве этот домик не это селение?" "Нет." "Значит я ошибся". Спорить не приходилось; я раскланялся; вернувшись в штаб дивизии, где мне отвели роскошный кабинет, я все-таки заявил, что я стесняюсь им пользоваться, поскольку штаб дивизии держит своего боевого командира бригады тут же в 200 шагах, в жалкой будке садовника. Штаб дивизии был сконфужен и поражен. Удивительно, как при таком руководстве гвардейские полки все же недурно дрались; сплоченность частей и муштровка выручали.
Высокое начальство рассчитывало в ночь на 13 сентября, что 2-я гвардейская дивизия, оказавшаяся не в катастрофическом положении, и усиленная 6-м Финляндским полком, перейдет в наступление. Кузнецов вызвал меня на совещание и объяснил, что гвардейские полки, находившиеся уже больше двух недель (с 30 августа) в почти непрерывном бою, решительно не могут наступать, но что мой полк произвел на всех в штабе дивизии прекрасное впечатление и мог бы нанести, если я пожелаю, короткий удар немцам на их участке. Я отвечал, что готов исполнить всякий разумный приказ, но желания непременно наступать сейчас у меня отнюдь не имеется. Предстоят тяжелые дни, и боеспособность 6-го полка еще очень пригодится. К чему продвинуться сегодня ценой страшных жертв на 1 км вперед, чтобы завтра осадить на переход назад? Кузнецов со мной вполне согласился. Правее гвардии, правда, подходил III Сибирский корпус, но дальше кроме конницы, которая уже явно выдохлась, никого не было; а туда на широком фронте движутся немцы, которые режут Варшавскую железную дорогу. Действительно, 13 сентября немцы заняли Свенцяны, а 14 сентября подходили к Сморгони, в нашем далеком тылу.
Простояв сутки без дела в Ковшадолах, в ночь на 14 сентября 6-й полк двинулся назад, на шоссе, в район мызы Повидаки, где еле держались гвардейские стрелки. Но развитие событий повлекло нашу дивизию на крайний правый фланг Мейшагольской позиции.
В середине августа 1915 г., в момент, к которому относится начало нашего повествования, разрыв между 10-й и 5-й армией (Вишинты — Ковна) достигал 125 км. В течение месяца с тех пор русское командование настойчиво работало над заполнением этого разрыва, перебрасывая все освобождающиеся резервы в 10-ю и 5-ю армии. За это время правое крыло 5-й армии выросло в самостоятельную 12-ю армию, а 10-я армии развернула на правом берегу Вилии 3 корпуса (V Кавказский, гвардейский, III Сибирский), всего 9 пехотных дивизий (Пограничная, 124-я, 2-я Финляндская, 4-я Финляндская, гвардейская стрелковая бригада, 1-я и 2-я гвардейская дивизии, 7-я и 8-я Сибирские дивизии); но так как 5-я армия под ударами Неманской германской армии продолжала осаживать, то к 14 сентября разрыв между 5-й и 10-й армией уменьшился только до 95 км, лишь передвинувшись к востоку; действительно левый фланг 5-й армии находился всего в 30 км от Двинска, на позициях к западу от Ново-Александровка, а м. Солоки{65} было 14 сентября занято баварской кавалерийской дивизией, имевшей направление на Видзы (занято ею 17 сентября); это был один фланг прорыва; другой фланг прорыва образовывала оконечность правого фланга Мейшагольской позиции на р. Вилии выше Вильны, в 2 км от с. Тартак. Развитие боевых действий на фронте 5-й и 10-й армий не позволило нашему высшему командованию, несмотря на все его запоздалые усилия, в течение этого месяца исправить ошибку в развертывании наших сил летом 1915 г., и в 95-км разрыве между армиями оказалась только выдохшаяся конница Казнакова и Тюлина. Надломив фронт нашей конницы, немцы бросили вперед 5 кавалерийских дивизий, которые понеслись, не встречая почти никакого сопротивления.
Мне рисуются 2 оперативные ошибки русского командования, облегчившие немцам прорыв. Первая ошибка — это направление 10-й армией свободного III Сибирского корпуса к северу от Вильны для удлинения правого фланга гвардии, явно охватываемого немцами, когда последние уже захватили Гедройцы (10 сентября). Такое запоздалое выдвижение поддержки из центра могло привести III Сибирский корпус лишь к тому, что он оказался сам внутри охвата и не нашел себе полезного употребления. Несравненно выгоднее было бы в оперативном отношении выдвинуть III Сибирский корпус уступом — и чем более мы опаздывали, тем более этот уступ следовало отнести назад. Вероятно, к вечеру 12 сентября имелась возможность развернуть III Сибирский корпус на р. Жемяне и задержать там I германский армейский корпус, что окончательно лишило бы прорвавшиеся к Вилейке и Сморгони немецкие кавалерийские дивизии поддержки пехоты. Вторая ошибка — это подчинение основной кавалерийской массы (до 5 русских кавалерийских дивизий) Казнакова 5-й армии, что и обусловило ее отскок, под ударами немецкой пехоты и конницы, через Кукунишки в район оз. Дрисвяты. Окружение через прорыв угрожало не 5-й, а 10-й армии; к последней следовало и организационно привязать и Казнакова, обслуживавшего с 24 августа интересы 10-й армии. Тогда под немецким ударом Казнаков отходил бы не к озеру Дрисвяты, где он прикрывал пустоту, а по направлению к Молодечно, где проходили жизненные артерии всего Западного фронта. Эта задача выпала на слабые и сильно расстроенные боевыми усилиями казачьи полки Тюлина; последнего немцам удалось легко оттеснить за р. Вилию. При правильном оперативном руководстве мы имели бы возможность встретить прорыв десятью кавалерийскими дивизиями (Казнаков, Тюлин, Орановский), поддержанными 2 пехотными дивизиями III Сибирского корпуса, и сохранить Вильну. Вместе с тем нашему высшему руководству нельзя отказать в известном предвидении событий, что видно из поставленной Алексеевым 10 сентября, на второй день германского наступления, задачи Западному фронту{66} — "создать особую группу корпусов в районе Ошмяны — Лиды, сняв с фронта и штаб 2-й армии, так как эта группа может получить самостоятельную задачу". Эта вовремя сформированная 2-я (резервная) армия и спасла 10-ю армию от окружения.
