Николай Басовитый - Море и берег
- Не нравится мне это, - говорю стоящему рядом на мостике командиру крейсера Михаилу Федоровичу Романову. - Прицепился немец и не отстает.
- Теперь на внезапность рассчитывать трудно, - отвечает Романов. - Надо полагать, что во все базы противника пошло предупреждение…
- А уж в ближайшие базы тем более, - вставляет свое слово флагманский штурман бригады Петров.
Эти предположения не лишены основания. Но, может быть, нам все-таки удастся усыпить бдительность врага ложным движением на Новороссийск?
Между тем начинает смеркаться. Когда темнота закрыла небо и горизонт, мы снова меняем курс, резко повернув в сторону Феодосии. Одновременно прибавляем ход - надо наверстывать время, потерянное на ложный маневр.
Впереди по курсу крейсера стал смутно вырисовываться берег. Угадываются очертания мыса Меганом, несколько яснее просматривается характерная горбатость мыса Киик-Атлама и гора Кара-Даг со своей остроконечной вершиной. Флаг-штурман Петров и штурман крейсера, «привязываясь» к береговым ориентирам, уточняют место корабля.
В 0 часов 37 минут с крейсера стал виден белый постоянный огонь. Именно такой огонь и должна нести находящаяся здесь наша подводная лодка. Штурманы берут пеленг, прокладывают линии на карте, пишут цифры. И на их лицах появляется недоумение. На карте получаются две точки. Одна из них показывает место корабля, определенное по огню, вторая - по береговым ориентирам. [158] Расстояние между точками более трех миль. Такого быть не должно.
- Что же вы за штурмана? - бросаю я упрек двум офицерам, склонившимся над картой.
Они снова берут пеленги, повторяют расчеты… Результат все тот же. Значит, белый огонь находится не там, где ему положено быть. Но не могли же командир и штурман лодки так здорово ошибиться, чтобы стоять в трех милях от указанной им точки?
Закрадывается сомнение: может быть, подводной лодки тут вовсе и нет, а огонь с какой-то целью выставлен противником или принадлежит его дозорному катеру? Если так, мы вынуждены пользоваться лишь той ориентировочной обсервацией, которая получена взятием пеленгов на мысы Меганом, Киик-Атлама и гору Кара-Даг. В этом случае уже трудно гарантировать нужную меткость стрельбы.
Однако медлить нельзя - каждая минута задержки здесь, у вражеского берега, может нам дорого обойтись. Поэтому отдаю командирам кораблей приказание ложиться на боевой курс и открывать огонь.
С мостика крейсера одна за другой идут команды на боевые посты. Поворачиваются невидимые в темноте могучие башни корабля, нацеливаясь стволами тяжелых орудий в сторону порта. Но в тот момент, когда должен грянуть залп, раздается голос сигнальщика:
- Катер слева по носу!
- Право на борт! - мгновенно реагирует Романов.
Резким поворотом крейсер приводит катер за корму. Проходит одна-две минуты. Катера нет, он будто растворился в темноте. Крейсер снова ложится на боевой курс, но после неожиданного маневрирования исходные данные для стрельбы артиллеристам приходится пересчитывать.
Лидер тем временем открывает огонь. Его дружные залпы гремят над морем. Он обстреливает Двуякорную бухту. Там темно, не видно даже разрывов снарядов.
Но вот берег озаряется вспышками. Они сверкают в районе двух мысов: Ильи и Киик-Атлама. Сверкают так же, как в памятную декабрьскую ночь, когда мы высаживали десант в Феодосию. Бьют береговые батареи. Их огонь довольно точен - всплески от снарядов вырастают совсем близко от борта крейсера. Вражеские артиллеристы стреляют, наверное, с помощью радиолокации. [159]
Крейсер, выдерживая боевой куре, подходит ко вновь рассчитанной точке первого залпа. Но опять, как и несколько минут назад, сигнальщик докладывает: «Слева на курсовом угле 20 градусов - торпедный катер». Снова крейсер круто поворачивает вправо, и его кормовые автоматы бьют по катеру. Тут же раздаются залпы главного калибра «Харькова». По берегу он стрельбу закончил, значит, ведет огонь на самооборону. И точно - командир лидера доносит, что атакован торпедным катером. Вскоре мы видим этот катер пылающим - артиллеристы «Харькова» били метко.
Наше положение очень серьезно. Никакой внезапности нет и в помине. Нас атакуют катера, обстреливают береговые батареи. Несомненно, появятся и самолеты-торпедоносцы. Дальнейший риск уже ничем не оправдан. Командую Романову:
- Отменить стрельбу, полным ходом идти на зюйд!
Крейсер, а вслед за ним и лидер удаляются прочь от берега.
Противник преследует корабли. Пока мы выходим из Феодосийского залива, крейсер атакуют три торпедных катера. Атаку удается сорвать плотным и метким огнем, в результате которого один катер был подбит. Потом пожаловали и торпедоносцы.
Появление первого самолета сигнальщики определили по гулу моторов. Торпедоносец летел низко над водой, затем сделал горку и с воем пронесся над кораблем. Ясно, что сбросил торпеду. Но крейсер несколькими мгновениями раньше начал поворот, чтобы увести свой борт из-под удара.
Минут через пять атака повторилась. Она была гораздо опаснее первой: на корабль шли два торпедоносца с разных сторон. От которого уклоняться? Романов правильно решил - от того, который справа. Он ближе и атакует с траверза, то есть под прямым углом к борту крейсера, обеспечивая себе наибольшую вероятность поражения цели. Руль положен «лево на борт», корабль кренится на повороте, все зенитные орудия и крупнокалиберные пулеметы бьют по самолетам. Тот, который летит справа, сбрасывает две торпеды и отворачивает, чтобы скрыться в темноте, но падает в воду. Сбит. В тот же момент я чувствую, как весь крейсер вздрагивает от сильного удара сзади под кормой. [160]
Торпеда? Но из-за орудийной пальбы взрыва не слышно. Ход корабль вроде бы не сбавляет - он продолжает быстро катиться влево на крутой циркуляции. Однако пора заканчивать поворот.
- Право руля! - командует Романов.
- Есть, право руля! - репетует рулевой.
Сейчас крейсер выровняется, пойдет прямым курсом. Но ничего подобного. Он не выходит из левого поворота, описывая полный круг.
- Рулевой! Право на борт!
В голосе командира понятное нетерпение. Тут дорога каждая секунда, а рулевой что-то мешкает.
- Руль положен право на борт! - следует доклад.
Тем не менее крейсер движется по кругу. Он не слушается руля. И это под носом у врага…
Вахтенный офицер бросается к телефону, звонит в румпельное отделение, где расположена рулевая машина. Ответа нет. В следующую минуту поступает доклад от командира электромеханической боевой части: «Взрывом торпеды оторвана кормовая часть корабля вместе с рулем и румпельным отделением». Значит, все-таки торпеда. Велики ли повреждения?
