Ольга Власова - Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией
Лэйнг давал своим клиентам реальное общение и всегда принимал их такими, какие они есть. Развивая свои социологические идеи, он считал, что, поскольку человек является социальным существом и включен в общество, часто его воспринимают таким, каким ожидают увидеть. И, по сути, общаются не с каким-то конкретным и реальным человеком, а с собственной фантазией. Поэтому он был убежден, что одним из самых важных моментов психотерапии является способность слушать и услышать, а не проецировать свои собственные ожидания:
Прежде всего слушание – это очень тяжелая работа. <…> И если Вы спрашиваете, что я сделал или что я дал всем тем людям, множеству людей, которые приезжали, чтобы увидеть меня, я отвечу, что главное, что они от меня получили, – это то, что я слушал их. Фактически, они находили человека, который на самом деле услышал то, что они говорили и слышали[220].
Иногда первая встреча продолжалась в курсе терапии, а иногда человек уходил, получив то, что хотел. В случае надобности терапии Лэйнг говорил сидящему напротив человеку, что у него есть шанс измениться и что приблизительно через месяц или недель через шесть он будет чувствовать себя по-другому. Такие начальные сроки первых изменений он называл. И люди «задерживались» у него еще на час, на месяц, на год, на несколько лет, – средних сроков просто не существовало:
Эта психотерапия, что это такое? Есть другие случаи, когда двое или более людей встречаются в какой-то комнате для консультаций по различным жизненным вопросам. Консультируются с адвокатами, со священниками. В отношениях при этом есть определенная асимметрия, другой человек желает увидеть меня для того, для чего он хочет меня увидеть; я не прошу его встречаться со мной, и я зарабатываю на жизнь этой деятельностью. С такой правовой оговоркой это и есть то, что вы называете психотерапией – это очень тяжелая работа, которая требует внимания и принятия другого[221].
Лэйнг садился на стул рядом и вначале просто слушал. Он никогда не отгораживался от пациентов столом, как это обычно делали респектабельные доктора. Да и стулья для себя он предпочитал той же высоты, что и для пациентов, считая, что это имеет принципиальное значение. Он не делал никаких записей, не держал блокнота и ручки в руках, а старался быть своему клиенту просто другом. Иногда сеансы не ограничивались его кабинетом: он любил прогуливаться со своими клиентами по парку.
Еще во время службы в армии, т. е. с самого начала его практической деятельности как психиатра, Лэйнг не отличался традиционностью подхода. Он всегда использовал неортодоксальные методики работы с больными и не очень ориентировался на господствующее мнение. Да и говорить, что Лэйнг пользовался какой-то методикой, пусть даже нетрадиционной, также не вполне правомерно. Он всегда ориентировался на спонтанность и не привлекал готовые штампы и техники. В своей практике он использовал элементы психоанализа, экзистенциального анализа, гештальт-терапии, бихевиоризм, т. е. практиковал весьма эклектичный подход.
Фактически терапевтический эффект во многом обусловливался его, Лэйнга, компанией и его вниманием к пришедшему человеку:
Мне кажется, достигаемый эффект был связан с моей компанией. <…> У них была моя компания, они чувствовали мое внимание[222].
Лэйнг был естественным и живым психотерапевтом. Он никогда не пытался напускать на себя важный вид или серьезность, часто шутил над пациентами и часто открывал им свою душу, стремясь построить обоюдное общение. Так, у него был примечательный пациент, как это называется в психиатрии, редкий случай. Он приехал из Германии, чтобы пройти терапию у Лэйнга, поскольку всем остальным он не доверял. Этот парень на первой же встрече объявил, что является никем иным, как Иисусом Христом. Юноша был беден и не мог заплатить за терапию. В противоположность его ожиданиям, Лэйнг не стал его разубеждать, как это делали другие доктора. Он принял его таким, каким он был. А поскольку был он Христом, Лэйнг сказал ему: «Я не собираюсь класть Вас в психиатрическую больницу, поскольку Вы объявляете себя Иисусом Христом, это Ваше право. Но знаете… Если Вы желаете как-то расплатиться со мной за мое время… понимаете… не могли бы Вы подремонтировать мой стол?.. Иисус ведь был плотником».
Собственно, терапия с Лэйнгом была столь же естественна, как и общение с ним. В стиле общения он никогда не делал различий между пациентами и друзьями, и часто первые становились вторыми. Он обладал способностью видеть суть проблемы или ситуации и открыто говорить об этом. Он делал так, что его клиенты начинали доверять ему, и позволял им двигаться своим путем без вмешательства, но в своем невмешательстве он четко руководил ими. «Даже разбитые вдребезги сердца можно склеить, если мы можем пустить их в свое», – повторял он.
Лэйнг любил говорить с пациентами о необходимости всмотреться внутрь себя, о потребности во внутренней тишине, он любил образ огня и был, как вспоминали его пациенты, необычайно наивен. Он по-детски улыбался и хохотал, обладал искренним любопытством и никогда не скрывал своих эмоций. Он часто сам горевал и плакал перед пациентами.
Лэйнг был мягок и либерален, поэтому никогда не страдал от недостатка посетителей. Люди приходили с утра до вечера, он приглашал их в свой кабинет и разговаривал с ними. Он не устанавливал жестких правил, не вел классического психоанализа, он просто пытался понять другого человека и вселить в него уверенность в том, что все будет хорошо. Кто-то приходил раз в неделю, кто-то четыре-пять раз, – все было максимально свободно. По сути, вел сам клиент, а не психоаналитик. К тому же, методы, которые он тогда начинает использовать, привлекают своей экзотичностью. Именно тогда в жизнь Лэйнга вошли наркотики. Как отмечает его сын Адриан,
Ронни начал принимать наркотики в том возрасте, в котором большинство людей с ними уже завязывает. Ронни впервые попробовал «кислоту», выкурил свой первый косяк и впервые погрузился в глубины галлюцинаций под псилоцибином и мескалином. Он попробовал героин, опиум и амфетамины, но по душе они ему не пришлись. Поистине прекрасным показался ему кокаин, но в том случае, если ты можешь себе его позволить. Действительно заинтриговал и увлек Ронни ЛСД, а его использование в терапии было официально разрешено британским правительством[223].
В шестидесятых ЛСД считался обычным медицинским препаратом, его побочные эффекты еще не были изучены, и врач мог приобрети его и давать своим пациентам. Таким образом, ЛСД проник в психиатрию через психофармакологию.
