Владимир Губарев - Утро космоса. Королев и Гагарин
В фонтанах, что бьют сегодня на площадях одного из самых красивых городов – Шевченко, пресная вода. На Мангышлаке впервые были созданы уникальные опреснительные установки. Именно они подарили жизнь этой богатой полезными ископаемыми земле. Здесь мирный атом доказал, что профессий у него великое множество и каждая из них может служить человеку, его благу. «Быстрый реактор» – это, образно говоря, ядерная бомба, которая «горит» в недрах атомного реактора, давая тепло и энергию всему городу. И тепло используется для опреснения воды…
Много было трудовых свершений в том памятном «космическом» году страны. Но вершиной трудового подъема, его символом стало 12 апреля.
Утром 8 апреля космонавты приехали в монтажно-испытательный корпус. Тренировки продолжались.
А в это время члены Государственной комиссии подписывали полетное задание: «Одновитковый полет вокруг Земли на высоте 180—230 километров продолжительностью 1 час 30 минут с посадкой в заданном районе. Цель полета – проверить возможность пребывания человека в космосе на специально оборудованном корабле, проверить оборудование корабля в полете, проверить связь корабля с Землей, убедиться в надежности средств приземления корабля и космонавта…»
После короткого перерыва члены Госкомиссии собираются вновь. Предстоит решить, кому стартовать первым.
ГАГАРИН – мнение было единодушным.
А потом все поехали в монтажно-испытательный корпус, чтобы посмотреть на тренировки космонавтов.
Пожалуй, Королев «выдал» общее решение, хотя и договорились, что до 10 апреля, до торжественного заседания Государственной комиссии, ничего не сообщать космонавтам. Сергей Павлович подошел к Гагарину и начал ему подробно объяснять, как работают системы корабля. Сначала Гагарин не понял, почему Главный конструктор столь внимателен к нему, а затем улыбнулся и тихо сказал:
– Все будет хорошо, Сергей Павлович!
Королев даже растерялся:
– Что же у нас получается: я подбадриваю его, а он убеждает меня в еще большей надежности корабля…
– Мы, Сергей Павлович, подбадриваем друг друга…
Когда Королев, Келдыш и другие члены комиссии ушли, инженеры окружили Гагарина и начали просить автографы. Ни у кого не было сомнений, первым назначен Гагарин.
9 апреля, в конце дня, Николай Петрович Каманин не удержался. «Я решил, что не стоит томить ребят, что надо объявить им, к чему пришла комиссия. По этому поводу, кстати сказать, было немало разногласий. Одни предлагали объявить решение перед самым стартом, другие же считали, что сделать это надо заранее, чтобы космонавт успел свыкнуться с мыслью о предстоящем полете. Во всяком случае, я пригласил Гагарина с Титовым к себе и сообщил им, что Государственная комиссия решила в первый полет допустить Юрия, а запасным готовить Германа. Хотя они и сами догадывались, к какому выводу пришла комиссия, я увидел радость на лице Гагарина и небольшую досаду в глазах Титова».
Досада, и только?
Попробуйте себя поставить на место Титова. Да, они были друзьями с Юрием, очень близкими друзьями, как и все в той «ударной шестерке». Но как понятны и объяснимы чувства человека, который шел к этому дню, не жалея своих сил, целиком отдавая себя делу, и который вдруг слышит: летишь не ты?!
Было бы неправдой говорить только о «небольшой досаде»…
Много лет Герман Титов избегал рассказывать о своих чувствах. Мы встретились с ним в канун 20-летия со дня старта Юрия Гагарина. И впервые за эти годы я услышал:
– Когда нам объявили, что Юрий будет командиром, а я дублером, ну то, что я, так сказать, был в восторге от такого назначения, я бы неправду сказал. Конечно, я был очень огорчен, потому что всем тогда хотелось слетать в космос… Первое время было трудно отвечать на этот вопрос, а теперь, по прошествии 20 лет, я могу сказать совершенно однозначно, что по своему характеру, по складу, по своему умению общаться с людьми Юрий все-таки больше подходил для первого полета.
Надо быть по-настоящему крепким человеком, чтобы сделать такое признание.
А в тот апрельский вечер все, и в первую очередь
Гагарин, по достоинству оценили реакцию Германа Титова. У него проявлялось лишь одно чувство – радость за товарища. Герман будто бы отрешился от себя, он всеми силами помогал Гагарину пройти оставшийся до старта путь.
Гагарин сдавал экзамен Королеву. У Главного конструктора было хорошее настроение.
– Недалеко то время, когда в космос можно будет летать по туристической путевке, – запомнил Юрий его фразу.
– Мне кажется, что Сергей Павлович как-то очень тепло, по-отцовски относился к Гагарину? – спросил я у ведущего конструктора «Востока».
– Да. И это чувство переносилось на корабль. Заходит поздно вечером в цех, отпустит сопровождающих его инженеров, конструкторов, возьмет табурет, сядет поодаль и молча смотрит на корабль. А потом резко встанет – лицо другое, решительное, подвижное, – и каскад четких, категорических указаний.
– Бытует мнение, что все равно, был бы Королев или кто другой на его месте, запуск человека в космос состоялся бы.
– Я не согласен. Мне кажется, что благодаря его настойчивости и упорству это произошло в апреле 1961 года. Если бы был другой человек, полет произошел бы, но позже. Королев не побоялся взять на себя личную ответственность перед партией, правительством, народом за подготовку и осуществление первого полета в такие сроки. Это мог сделать только выдающийся конструктор, организатор, человек.
– Вспоминая о первой встрече с «Востоком», Юрий Гагарин приводит любопытные детали: «По одному мы входили в пилотскую кабину корабля… Каждый впервые по нескольку минут провел на кресле – рабочем месте космонавта».
– Все правильно. Правда, гостям пришлось подождать, пока мы кресло установили в кабине и к кораблю подвезли специальную ажурную площадку. Гагарин поднялся первым и, сняв ботинки, ловко подтянувшись на руках за кромку люка, опустился в кресло.
– Опять символика: впервые в цехе, первым Гагарин познакомился с кораблем, первым и полетел.
– Мы его как-то выделили из остальных. Обаяние – это тоже одна из черт, свойственная немногим людям. А Гагарин сразу располагал к себе искренностью и доверчивостью.
– Вы часто встречались с ним до полета?
– Всего несколько раз. Пожалуй, лучше я его узнал только на космодроме, когда запустили корабли с собачками и готовили главный «Восток» к старту.
– Твое «знаменитое» увольнение и выговор были в это время? Легенды ходят об этом случае…
– Ну уж легенды… Просто напряжение тех дней было неимоверным.
