Моисей Кроль - Страницы моей жизни
Нам нужно было разыскать одного очень сведущего бурята, жившего верстах в 35 от Степной думы, и мы потратили на поиски его почти целый день. Сколько холмов мы перевалили и сколько падей мы пересекли! Я окунулся в совершенно новый мир. Всюду, во всех направлениях, перед нами расстилался чудный травяной ковер, ласкавший взор своей свежестью. Я был поражен тем, что на песчано-каменистой почве могла вырасти такая сочная, густая трава! Временами, когда мы спускались в долины, мы неожиданно натыкались на большие стада овец, рогатого скота или лошадей, живых свидетелей того, что казавшаяся необитаемой степь населена и что благополучие ее жителей всегда зависит от нее, от ее щедрот и ее даров.
Но самое сильное впечатление на меня произвела царившая в степи тишина. Бывало, на много вёрст кругом не видишь ни одного живого существа, не слышишь ни одного звука, кроме топота нашей лошади и стука колёс.
– Скажите, – обратился я к Очиру, – неужели эта маленькая, низкая травка достаточно питательна, чтобы здешний скот был ею сыт?
– О, да! – ответил мне Очир. – Здешняя трава, если только дожди выпадают вовремя и в необходимом количестве, отличается очень высокими качествами. Вы должны знать, что именно благодаря этим качествам баргойских пастбищ здешний скот считается чуть ли не лучшим во всем Забайкалье.
Замечательно, что в Баргойской степи не было ни рек, ни ручейков. Местные буряты вынуждены копать колодцы, чтобы иметь достаточно воды для своих стад и для собственных надобностей. Лесу по близости тоже не было, юрты зимою отапливались кизяком. На кизяке также готовилась пища.
Добравшись после довольно утомительного переезда до юрты рекомендованного мне почетного бурята, я был немало разочарован, когда его не оказалось дома. Но жена его нас утешила, сообщив, что муж ее обязательно вернется к вечеру домой.
Покуда она нас ввела в юрту и, усадив на почетное место, тотчас же нас угостила горячим кирпичным чаем с молоком.
Хозяйка держала себя очень просто и естественно, но вместе с тем с достоинством. По-видимому, проезд русского был для нее обычным явлением.
Вскоре между ней и Очиром завязался очень оживленный разговор. Я тогда еще плохо знал бурятский язык, всё же я понял, что речь шла обо мне. Она засыпала Очира вопросами: кто я? откуда я? с какой целью я приехал к ним? и т. д. Очир с большой охотой отвечал ей. Он ей сообщил, что я очень «большой ученый» и интересуюсь тем, как живут буряты, какие у них старинные обычаи и нравы, чем они занимались раньше и чем занимаются теперь и т. д. Беседа велась в таком благожелательном тоне, что стало понятно – они старые знакомые.
Тем временем вокруг нас собрались несколько детей; пришли также двое бурят из соседней юрты узнать, кто мы такие и какой попутный ветер занес нас в их улус. Бросилось мне в глаза, что как только мы подъехали к юрте, какой-то молодой бурят подбежал к стоявшей у коновязи оседланной лошади, вскочил на нее и во весь опор умчался куда-то. Меня этот поспешный отъезд тогда несколько удивил, но истинного смысла его я тогда не понял. Несколько позже я узнал, что это принятый у бурят способ оповещать окрестных сородичей о прибытии в их местность чужого, подозрительного человека.
Смеркалось уже, когда наконец приехал хозяин юрты, которого, признаюсь, я ждал с нетерпением. Вновь прибывший со мною поздоровался очень приветливо, но в его глазах я прочел определенную тревогу. Это беспокойство хозяина юрты не ускользнуло также от глаз Очира, и он поспешил ему разъяснить, что мы к нему приехали по указанию такого-то ламы. Тут же он ему вручил адресованное на его имя письмо. И как только наш новый знакомый ознакомился с его содержанием, он стал другим человеком.
– Вы ученый и хотите исследовать нашу жизнь, – сказал он мне дружеским тоном. – Я охотно расскажу вам все, что мне известно о наших старинных обычаях, но сказать правду – я мало что знаю о них. Я думаю, что вам будет очень полезно поговорить с некоторыми нашими сведущими стариками, которые знают о нашей прежней жизни гораздо больше, чем я. Если хотите, я приглашу к себе на завтра двух-трех стариков наших.
Так как беседы со стариками были лучшим способом собирать те сведения, которые меня интересовали, то я поблагодарил хозяина юрты за поданную мне мысль и заявил ему, что буду очень рад встретиться у него с его почтенными и осведомленными сородичами.
Тем временем к нашему хозяину стали съезжаться буряты с соседних улусов и очень скоро юрта была переполнена людьми. Вновь прибывшие меня разглядывали с большим любопытством, а Очира засыпали вопросами. Когда же хозяин юрты их успокоил, началась общая беседа – о чем только эти любопытные люди меня не расспрашивали! Это продолжалось до 12 часов ночи.
В течение нескольких часов я должен был рассказывать этой своеобразной аудитории о разных вещах, которые ее интересовали, и мне пришлось делать большое усилие над собой, чтобы говорить с ними на ясном и доступном для Очира и для них языке – ведь моими слушателями были простые люди, старики, молодые, женщины и даже дети семи-восьми лет.
На следующий день, часам к 9 утра, съехались приглашенные нашим хозяином старики. Должен сказать, что я приступил к их опросу с некоторой тревогой. Поймет ли Очир настоящий смысл моих вопросов? Поймут ли старики правильно то, что Очир им скажет? Будут ли они говорить правду? Не будут ли они отвечать наобум, лишь бы что-нибудь сказать? В мою программу входило обследование экономического быта бурят, их обычного права и этнографии. Интересовала меня также их история: откуда они ведут свое происхождение, коренные ли они обитатели Забайкалья или они перекочевали в этот край из другого места? Когда среди них распространился ламаизм? и т. д.
Но чтобы не пугать стариков, я попросил их рассказать мне истории из бурятской жизни, какие обряды происходили при рождении ребенка, при усыновлении, как сватали невест, какие у них в старину существовали свадебные обряды, как можно было жениться и кого нельзя было брать в жены и т. д.
Четыре старика участвовали в нашей беседе. И каждый из них отвечал на мои вопросы по-иному. Двое из них весьма мало знали о бурятской старине, третий был чрезвычайно многословен, но рассказывал больше о мелочах. И слушая их, я испытывал чувство глубокой неудовлетворенности. Четвертый поначалу молчал, хотя по отрывочным его замечаниям было видно, что он очень толковый и умный человек. Когда первые трое сказали все, что они могли сказать, четвертый скромно заявил, что его отец и дед ему много рассказывали о старинных обрядах и обычаях бурят, и он постарается мне сообщить то, что он запомнил.
